Прошли годы. Возмужал Алеша, много совершил добрых дел. И слава о нем далеко ходила, радовала людей русских, настораживала недругов. В народе складывали легенды о подвигах его. Любили Алешу. В городах и весях хлебом-солью встречали. Кузнецы ему выковали сабельку такую ладную, что, казалось, только в руку возьми, и она сама уж неприятеля сечь будет. Также кольчугу изготовили, шлем-шишак, щит русский. Мастера-шорники подарили упряжь, златокузнецы стремена золоченые. Пастухи не пожалели лучшего войлока на потничек. Девы-красавицы сшили Алеше красный плащ, а богатырского коня его покрыли расшитой зеленой попоною...
Красивый и смелый был витязь Алеша Попович. И если кто-то говорил, что доводилось ему встречать рыцарей покрасивее, понаряднее, то никто за многие годы не сказал, что встречал рыцаря, его смелее и отчаяннее.
Был и оруженосец у Алеши слуга молодой по имени Еким. Тоже богатырь: на вершок всего пониже Алеши, на вершок поуже в плечах, на годик помоложе, на битву послабее. Но ловок и быстр, как ловчий сокол. Премного сметлив и открыт душою.

Было целое лето в Диком Поле провели Алеша Попович и слуга его Еким. К осени ближе, когда опустело поле, когда чужеземные рыцари, подвигов дерзающие, разъехались по домам, решили и наши богатыри податься поближе к жилью.
Издалека ехали, знакомые места узнавали. Кони весело бежали, предвкушали отдых.
Вот уж и на Русь приехали богатыри, а все не могли решить, в какой направиться город. Известно: много прекрасных городов на Руси. И бывает непросто выбрать, в каком из них на зиму остановиться.
Вот поднялись Алеша и Еким на высокий холм. А с холма того спускаются три дороги. У развилки камень-валун, засиженный гордыми орлами. А на камне выбита надпись чьей-то искусной рукой:

"Налево поедешь в Суздаль попадешь,
Направо поедешь в Чернигов попадешь,
Прямо поедешь быть тебе в Киеве
у князя на пиру!"

Прочитали богатыри надпись, задумались над каждой из дорог. Сказал Еким:
Поедем, Алеша, в Суздаль-град зиму зимовать. Слышал я, там питья медвяного много и зелена вина. Весело времечко проведем!
Покачал головой Алеша Попович:
И я слышал, что много в Суздале зелена вина да питья медвяного. Но не поедем мы в Суздаль, ничего в питии хорошего нет. Как напьемся с добрыми молодцами зимой, как разгуляемся, так пойдет о нас по Руси дурная слава. Не дело это!
Тогда предлагает Еким:
А чего нам голову ломать! Поехали, Алеша, в Чернигов-град. Я слышал, там девицы очень хороши: ласковы, уступчивы и одна другой краше. Что еще молодцам желать? Зиму перезимуем, нескучно времечко проведем! ..
Опять отказался Алеша Попович:
Потому-то и нельзя нам в Чернигов, что, говорят, девушки там хороши. Мы-то ведь с тобой на девушек падки, как пчелы на мед! Приедем в Чернигов, медов наугощаемся да с девицами закружим, накуражимся. И пойдет о нас по Руси недобрая слава. Нет, не дело это!
Загорелись у Екима радостью глаза:
А что это тут про Киев написано? Не очень-то я разберу во младенчестве грамоте недоучился...
Улыбнулся Алеша:
То-то там и прописано, брат, что нам с тобой в Киев ехать надобно, оборону держать. И будет нам за то у князя Владимира пированье, и добрая слава о нас с тобой по всей Руси пойдет!..
Да! засмеялся Еким. А со славой придут к нам и вино, и питье медвяное, и красные девы...
Усмехнулся Алеша Попович:
Сколько ни учи петуха по небу летать, он все равно по земле ходить будет.
Приехали в стольный Киев богатыри, поднялись в Верхний город к палатам княжеским. На дворе их прислуга обступила, приняла коней, приняла пыльные дорожные плащи. К князю в светлую гридницу провели, доложили, что явились с дальнего порубежья славные богатыри.
Князь как раз в этой гриднице был с Апраксией, красавицей княгиней. Витязей принял Владимир милостиво, взглядом ясных очей их согрел, как солнышком; на поклоны ответил кивком. Присмотрелся к Алеше:
Мне знакомо лицо твое, богатырь.
Так и есть, государь! еще раз поклонился Алеша. Уже дважды гулял я на пирах твоих. Средь князей и бояр шумных тихо сидел, не хотел выделиться...
А в глаза бросился! закончил князь.
Оно и понятно, государь: от твоего зоркого глаза не укроешься.
Засмеялся Владимир:
Вот, вот! Говорили уж мне не раз, что Алеша мастер непревзойденный вести приятные речи. Потому в каждом доме его встречают радушно. Много ли хозяину нужно лишний раз услышать, что он хозяин не худший!..
Здесь князь с княгинею пригласили гостей в трапезную.
Сказал Владимир:
Сегодня не людно в палатах моих. И богатыри могучие будут сидеть на виду по заслугам. Князь же с княгинею им станут оказывать знаки внимания!.. Вволю насмотримся на героя Алешу! Место предложим почетное: первое место возле меня; второе место напротив меня, ну а третье место куда сам захочешь, богатырь.
Отвечает Алеша Попович:
Видит Бог, не готов я к такому приему радушному! Хотя даже на камнях придорожных высечены надписи о гостеприимстве киевского князя. Честь великая для меня возле Владимира сидеть, честь не меньшая, сидеть напротив него. Не заслужил еще Алеша такого почета. Потому выберу сам себе место!
Огляделся Алеша, увидел печь в углу:
Вот по чину мне место в покоях княжеских!.. Да, признаться, изрядно продрогли мы, по степям едучи в эту осеннюю пору. Против ветра, известно, не спасает кольчуга...
Сели на печь Алеша и Еким. Слуги подали им блюда с яствами, кубки, полные вина, им подали.
После того совсем немного времени прошло, явился со двора какой-то воевода. Руки дрожат у него, лицо бледно; объявляет:
Из стран заморских новый гость, да со старым именем Тугарин Змеевич, собака... Челом не бьет, никому не кланяется. Всех слуг и челядинов во дворе разбросал: кого придушил, кому голову оторвал... Мне велел доложить.
Не очень-то испугался князь Владимир, пирожок с блюда взял, откусил с краю:
Что ж! Разные гости бывают. Кто-то умом заявляет себя, кто-то напором; кому-то хочется другом стать, кому-то милее старый мир нарушить. А дело хозяина всех приветить, дабы невежей не прослыть. Но есть грань! Ее переступил Тугарин Змеевич. Теперь наш черед. Мы о том подумаем... А пока пусть войдет гость!
Но Тугарин приглашения не ждал запросто ввалился в княжьи палаты, будто в конюшню к себе; сапожищем дверь толкнул грохнула дверь о косяк, едва воеводу не зашибла. Вздрогнули стены.
Протиснулся в дверной проем Тугарин Змеевич. Плащ дорожный пыльный на пол бросил, шапку и кнут кинул на стол, между блюд золотых и серебряных, между кушаний изысканных. Грудь чесал, по горнице похаживал, словно дома у себя. На Владимира и не смотрел, он с княгини глаз не отводил. Потом и говорит:
Долго ехал, проголодался! Будете сейчас меня потчевать и ублажать. Говорят, гостеприимен киевский князь! ..
Отвечает Владимир:
Дорогого гостя на почетное место посадим: первое место почетное возле меня; второе почетное место напротив меня; а третье почетное место куда хочешь, сам садись! ..
Вот, наговорил! осклабился Тугарин. Ясное дело: куда захочу, туда и сяду! Или я не гость? Или невежа хозяин?
Сел проклятый Тугарин за дубовые столы сел справа от князя, слева от княгини, а руку свою поганую Апраксии на коленочки положил. Мыслям своим подлым ухмылялся.
Обликом страшен был Тугарин. Голова его что пивной котел. Ростом в три сажени, шириной в два обхвата. Между глаз поместится стрела каленая. Уши торчком, голова брита, усы до пупа. Подбородок у Тугарина жиром заплыл, на грудь наезжает; грудь наплывает на живот, а живот необъятный, как сена стог, на коленях Тугариновых лежит. Глазищи алчные у гостя: быстро блюда обежали, заглянули в бочата винные.
Засмеялся Тугарин, на лавке поерзал:
Сел я крепко, не упаду! Угощайте теперь! ..
Не стерпел тут на печи Алеша Попович:
Мне тоже слышать приходилось о радушии князя киевского. И в гостеприимстве его я уж три раза убедился. Хороший он хозяин! Да гости у него случаются поганые...
Тугарин и ухом не повел.
А Алеша уже князю говорит:
Ты, Владимир стольнокиевский, наверное, с княгиней не в любви живешь! Посмотри, Красное Солнышко, между вами чудище поганое сидит по имени Тугарин Змеевич, собака! .. Мало его братьев перебили русские богатыри?
Тугарин и здесь сделал вид, что не слышал. Сидел, слюнки глотал, нетерпеливо поглядывал на слуг.
Принесли ему на стол на заморском блюде чеканном белого лебедя. Выхватил Тугарин из-за пояса свой булатный нож, острием подцепил лебедя, пасть раскрыл и всю птицу целиком в глотку себе закинул. Сидит, глазами вращает, жует-чавкает, со щеки на щеку птицу гоняет и белые косточки лебединые на блюдо выплевывает. Жир по губам течет, на брюхо чудищу капает.
Глядел-глядел на это Алеша, не вытерпел:
У моего батюшки, у священника ростовского была собака дворовая черный такой кобелище, жадный. Тот кобель однажды целого лебедя проглотил и костью лебяжьей подавился; по двору волочился-волочился и подох... Думается мне, и этой собаке Тугарину того не минуть вот-вот костью подавится и будет лежать далеко в чистом поле.
Хоть и громко говорил богатырь, а Тугарин Змеевич его все равно не слышал: вино из бочат себе в пасть опрокидывал, лебедя запивал.
Здесь принесли слуги мясной пирог. Как поставили его, так весь стол тот пирог занял. Тугарин подцепил пирог своим ножом булатным, пасть раскрыл ненасытную и весь пирог себе в глотку затолкал. Сидел, жевал, похрюкивал, сопел, причмокивал. Щеки маслились; глазищи от удовольствия закатывались.
А Алеша не находил себе места на печи, насмехался:
У моего батюшки, у священника ростовского была дворовая корова. Тоже однажды в дом ввалилась да со стола ухватила пирог. Подавилась. Полдня по двору волочилась и сдохла... Это же, видно, и с Тугарином, собакой, произойдет. Лежать ему в далеком чистом поле!
Не выдержал тут насмешек Тугарин Змеевич. Пирог проглотив, к князю обернулся. И говорит:
Да что у тебя на печке за смерд сидит? Сидит какой-то смерд-деревенщина и что-то все скулит, покушать не дает гостю уважаемому!
Покачал головой князь:
То не смерд-деревенщина скулит, то русский могучий богатырь над твоей повадкой насмехается. А зовут того богатыря Алеша Попович.
Тогда, слова больше не сказав, схватил Тугарин свой булатный нож и со всей силою швырнул его в Алешу. Чем бы тут кончилось дело, никому не известно. Но Еким у Алеши очень ловок был и быстр подхватчив был Еким. Нож булатный, тяжелый ножище, летел-крутился, крутился-свистел. А Еким его за рукоять и ухватил. Трудно удержать было, ибо весил тот нож двенадцать пудов. Но удержал Еким-богатырь.
А Алеша Попович глазом не моргнул, все над Тугарином издевается:
Дело у нас тут заезжее. Хотим чудище какое-нибудь свалить, город Киев оборонить. Хотим подвиг совершить и прославиться, чтобы чудища другие боялись в наши земли ходить. Да не нахожу я противника по себе. Еким вот, оруженосец мой, верный слуга, нашел. А я не вижу достойного!
Зарычал тут в гневе Тугарин, вылез из-за стола да к печке подошел. Говорит такие речи:
Очень ты на язык остер, русский богатырь Алеша! Очень ты насмешлив, как сидишь на печи? А каков ты будешь в поле, хочу посмотреть. Не побоишься ли пойти со мной в поле?..
Отвечает Алеша:
Да уж належался я на печи, намял косточки. И готов хоть сейчас, собака, в поле с тобой пойти!
Тут и Еким вокруг чудища похаживает, говорит:
Ты, Алеша названый брат, сам ли пойдешь избивать Тугарина, белые груди ему пластать или меня пошлешь, своего оруженосца?
Слезает Алеша с печи:
Сам я пойду, Екимушко, тебя не пошлю! Ты в два раза сильнее меня. Что тебе там делать?
Тугарин Змеевич дверью хлопнул, первым в поле пошел. Алеша Попович князю с княгиней поклонился, вслед за чудищем вышел. Во дворе увидел богатырь, как Тугарин крылья бумажные нацепил и в небеса взмыл торопился, жаждал битвы.
А Алеша пешком пошел. Шел, думу думал: как ему Тугарина свалить, этого великана, у которого только нож двенадцать пудов весит много больше, чем Алешина сабелька?
Невеселые мысли перебирал, спускался богатырь из Верхнего города. Вдруг глядит: навстречу ему идет названый брат Гурьюшко на плече палицу несет в девяносто пудов.
Говорит ему Алеша:
Брат мой названый, зачем тебе палица в девяносто пудов?
Удивился Гурьюшко:
Как зачем? Коня в дороге погонять. Очень уж конь у меня балованный да непослушный! Вот только дубинки, шалыги подорожной, и побаивается!
Попросил Алеша:
Одолжи мне, Гурьюшко, на денек свою шалыгу подорожную! Есть и у меня коняга непослушный. Только твоей дубиной его и можно осадить!
Согласился названый брат:
Бери, не жалко!
Идет Алеша дальше. Думу трудную думает: как ему Тугарина схватить, если парит Тугарин под облаками так высоко, что и стрелой недострелить. Тут вспомнил Алеша, как Добрыня Никитич однажды поступил, как у Бога дождичка вымолил, когда со Змеем Горынычем бился. Решил так же попробовать.
Шел Алеша по дороге и такие слова говорил:
Ты Господь наш, Спас Вседержитель! И ты, Пресвятая Богородица! Услышьте молитву мою! Нашлите с небес проливного дождичка, подмочите Тугарину крылья бумажные. Опустите на землю собаку Змееныша!..
И услышали Алешу Спас Вседержитель и Пресвятая Богородица, тучу грозовую на землю наслали. Располосовали небо кривые молнии, струи холодные обильно пролились.
Стоял Алеша Попович под дождем, палицей девяностопудовой поигрывал и довольный посмеивался. Видел он, как Тугарин отчаянно по небу носился, укрытия не находил; видел, как потемнели, намокли у чудища крылья бумажные; видел, как все ниже опускался подлый Змеевич.
Сбросил за ненадобностью крылья Тугарин, прыгнул на коня могучего и, плетью нахлестывая его, к Алеше Поповичу помчался. На кого угодно мог страха нагнать: глазищи красные, злые, рожа зеленая, уши, как у рыси, торчком, а сабля в ручище двести пудов. Скакал Тугарин, земля сотрясалась. Громы громыхали в небесах. За спиной Тугарина тучи черные, будто войско, шли. На бритой голове синим светом отражались молнии...
Но Алеша не испугался, шалыгу подорожную крепко держал.
Как завидел его Тугарин, прокричал издали:
Хочешь, Алеша, я тебя конем растопчу? Хочешь, Алеша, я тебя копьем проколю? А хочешь, живьем съем?..
И захохотал Тугаринище, пасть свою ненасытную раскрыл.
Но Алеша Попович и сам верток был, не меньше Екима-оруженосца. И так же он был скор. Навстречу Тугарину бросился и, пока тот хохотал, глазищи зажмурив, Алеша за шею лошадиную ухватился, гривой косматой прикрылся.
Как перестал Тугарин хохотать, глядь нет нигде Алеши. Только что был, навстречу бежал, а тут вдруг нет его! Вот чудеса!.. Оглянулся Тугарин, стал чистое поле оглядывать: где там этот богатырь растоптанный лежит, где там белеют его косточки?.. А Алеша времени даром не терял: пока Тугарин голову назад воротил, пока глаза таращил, ахнул его по затылку палицей девяностопудовой. Голову чудищу и снес. Покатилась голова, словно пуговица. Тело Тугарина повалилось с коня...
Вот тебе и наука! воскликнул Алеша. Но, кажется, перестарался я, наука не на пользу пошла. Не дал я Тугарину возможности исправиться, князю с княгинею почтение выказать. Хотя не велика беда!..
Левой рукой взял Алеша под уздцы коня Тугаринова, а в правую руку сабельку взял да тело Тугарина на кусочки посек; разбросал кусочки по полю:
Воронью пропитание!..
Потом острым копьем голову чудища поддел и к Владимиру-князю повез. По Киеву ехал Алеша, всем голову Тугаринову показывал. Шарахались горожане от той головы, в глазищи красные, глазищи мертвые заглянуть боялись.
А Алеша посмеивался:
Шел по полю малый человек, помахивал дубинкой небольшою. Ненароком чудище зацепил...
Вот пришел Алеша Попович в княжеские палаты, в тот самый зал трапезный, кинул голову Тугаринову на пол. Покатилась голова; в ножки княгини Апраксии, в сапожки красные носом уткнулась. Кровь последнего Змеевича испачкала пол.
Говорил Алеша такие речи:
Вот, Владимир-князь стольнокиевский! Если нет у тебя пивного котла, будет вместо него буйная голова Тугаринова! Если нет у тебя больших пивных чаш, будут вместо них бесстыжие Тугариновы очи! Если нет у тебя для закусок блюдечек, бери вместо них большие Тугариновы уши!..
Так Алеша Попович это чудище извел.