Как-то ехал Святогор по своим дивным горам крутобоким – была у него наезженная дорожка. Налево поглядит – высятся синие горы, скалистые, ледниками покрытые, туманами обло-женные. Направо посмотрит – серые горы стоят, покатые, с вершинами округлыми, мхами заросшими. Над горами солныш-ко катится; за пики и хребты облака цепляются. А вокруг такой простор – взглядом не охватить! Залюбуешься, глаз не ото-рвешь. За горами ледяными видны долины, за долинами – леса, за лесами – моря, а за морями – океан, а за океаном – новые горы. А может, те же самые – в небесах, как в зеркалах, отража-ются.
От такого благолепия всякий раз ликовала у Святогора душа. А когда душа ликовала, хотелось великану-богатырю петь. Да вот беда: песен он не знал. Потому просто кричал Святогор го-лосом громоподобным. Ногами могучими в вершины упрется, расправит широкую грудь, полные легкие наберет воздуха морозного горного да как закричит:
– О-го-го! Святые горы! О-го-го!..
Голос богатыря и пойдет от горы к горе да меж гор и заплутает, обратно вернется. По левую руку богатыря лавины снежные пройдут, по правую руку прогрохочут камнепады. А из долин поднимутся в небеса стаи перепуганных птиц. Море-океан всколыхнется...
– О-го-го! Это я пришел! Святогор!...
Из-за моря-океана эхо отзывается:
– ... шел!... гор!
Радовался эху богатырь. Опять полную грудь воздуха наби-рал. Плечи Святогора до небес вздымались:
– О-го-го! Это я Святогор выше всяких гор!..
Так однажды кричал богатырь, развлекался, с эхом перегова-ривался да вдруг услышал чей-то голос у себя за спиной:
– И чего раскричался?
Обернулся Святогор, видит: человек какой-то идет его доро-гой – идет, разрешения не спросив. Да еще насмехается.
– Ах, невежа! – обиделся Святогор.
В гневе брови свел, зубы сжал крепко, покачал головой. В спину уходящему человеку смотрел, такую думу думал:
«Отродясь в сих местах не было никаких прохожих! А этот откуда взялся? За какой такой надобностью забрел в мои края? Мне, хозяину гор, не кланялся, подарков не делал, а дорожень-кой пользуется. Ни "здравствуйте!", ни "до свидания!" – идет себе мужик-деревенщина, сумочку на плече несет. Надо бы проучить этого умника, чтобы впредь в Святые горы не совался, чтобы трижды кланялся, прежде чем в земли мои ступить!»
– Эй, погоди! – крикнул Святогор вслед прохожему.
Но тот и ухом не повел: как шел, так и шел – ногами по земле шаркал, пыль поднимал, под сумочкой слегка сгибался.
Совсем разозлился Святогор, коня плеточкой стегнул, поехал за этим странным человеком:
– Постой-ка, дружок! Слово молвить тебе хочу. Не очень-то тебя и задержу – поучу маленько.
И хотя голос у Святогора был грозный и громоподобный, не послушался богатыря прохожий. Шел себе и шел. Будто оглох! Шаркал ногами, под сумочкой покряхтывал. Тяжела, видно, была сумочка.
Святогор посильнее хлестнул коня, думал догнать этого прохожего и, кто бы он ни был, уважению научить. Но вот диво: конь быстро скакал, человек шел медленно, под сумочкой едва ноги передвигал, а догнать этого человека Святогору никак не удавалось.
– Вот так дела! – удивлялся богатырь, рысью уже ехал. – Все равно догоню! Никуда от меня не уйдешь. Я в этих горах хозя-ин!.. Мой здесь устав, мой здесь указ.
И посылал коня в галоп, плеточкой нахлестывал нещадно. Скакал конь изо всех сил – никогда еще так быстро скакать ему не приходилось. Но все без толку! Не мог Святогор догнать это-го человека. Конь богатырский уж в мыле был, пена с удил клочьями слетала, а человек все впереди маячил – пошаркивал, покряхтывал.
"Непростой это, видно, прохожий, – подумал Святогор. –Надо бы с ним иначе заговорить. Грозного голоса он не слышит; может, услышит голос уважительный?"
И так крикнул богатырь:
– Подожди немножко, добрый человек! Приостановись на минуточку!.. Ты так быстро шагаешь, что догнать тебя не могу и на могучем коне. Не спеши, друг любезный! Поговорить с то-бой хочу о том, о сем!..
Услышал прохожий Святогора на этот раз, обернулся, приос-тановился; .сумочку с плеча снял, на землю бережно поставил. Вытер пот со лба:
– Отчего ж не поговорить с уважительным человеком? Мож-но и поговорить!.. Да и отдохнуть пора – тяжела ноша.
Покосился Святогор на сумочку, спросил:
– Что у тебя в ней, мил-человек?
Усмехнулся прохожий:
– А ты, добрый молодец, подними ее с земли, сам и узнаешь. На словах-то объяснять долго.
Удивился Святогор, в душе даже досадовал на этого человека: уж великану-то богатырю да какую-то сумочку тощую не поднять! Невежа он и есть невежа, право!
Однако спрыгнул Святогор с коня, к сумочке малой подошел, взялся за лямки сыромятной кожи... А поднять не смог! Опешил, смутился, на прохожего украдкой глянул. Сумочку кругом обошел. Не было ли здесь какого-нибудь подвоха? Вроде не было: лежала малая сумочка на земле – ни к чему не привязана.
Взялся Святогор за лямки обеими руками, поднатужился – взбугрились под рубахой могучие мышцы, покраснело у бога-тыря лицо, испарина выступила на лбу – а сумочка даже с места не сдвинулась.
– Что за чудо!.. Что за незадача!.. – возроптал богатырь, от незнакомца глаза прятал.
Опять обошел вокруг сумочки Святогор, недоуменно головой качая. В третий раз за лямки ухватился, все свои силы собрал:
– Скалы ведь ворочаю! Ужели малую сумочку не подниму? – сам себя богатырь на подвиг настраивал. – Подниму! Никуда твоя сумочка, мил-человек, не денется!..
– Подними, любезный, подними! – ухмылялся незнакомец, себе натертое лямкой плечо поглаживал.
Однако не смог Святогор поднять эту сумочку. Заговоренная она была, что ли!.. По колено в землю вошел богатырь; так старался, что на шее, на ручищах могучих вздулись вены, а су-мочка та загадочная даже не шелохнулась.
Бросил лямки Святогор, в сердцах рукой махнул. Выпрямился богатырь – ростом до небес. Обидно: малую сумочку поднять не смог. Спросил у незнакомца:
– Да что у тебя в этой сумке, человек? Мне – Святогору – сил не занимать, но не могу твою сумочку даже с места сдвинуть. Между тем до сих пор даже равных себе не встречал, не то что сильнейших.
Ответил прохожий:
– В сумочке моей тяга земная. И, кроме меня, никому ее, должно быть, не поднять. Многих уж я видал богатырей. Многие пробовали за сумочку эту браться, за лямки тянуть...
– А кто же ты такой? Как звать тебя, величать?
Ответил незнакомец:
– Ты живешь в горах, потому меня не знаешь. А в долине всем известен славный пахарь Микула Селянинович. Меня любит мать сыра земля, поэтому, верно, и доверяет тягу свою; поэтому и судьба у меня такая – землю пахать, – улыбнулся Микула Селянинович, руки свои мозолистые Святогору показал. – Узнавал я про судьбу у одного человека. Сказывал этот человек, что всю жизнь мне суждено землю пахать, и еще сказывал, что ни один богатырь, пусть даже и великан из великанов, меня не победит, ибо землица всегда Микулу выручит.
Про судьбу услышав, заметно оживился Святогор, просил доброго пахаря:
– Ты помог бы мне, Микула, того провидца отыскать, помог бы встретиться с гадателем судеб.
Микула Селянинович и научил его:
– Ты, богатырь, коли судьбу свою знать хочешь, времени не теряй, езжай сейчас дорогою прямоезжей до перекресточка, а от перекресточка влево возьми. Да пусти коня во всю прыть, не жалей животину – знай, нахлестывай! Принесет тебя конь к дальним Северным горам. На самой высокой горе там стоит ве-ковое древо; под тем древом – кузница. Как приедешь, у кузнеца и спроси про свою судьбинушку. Все расскажет тебе этот мудрый человек.
Поклонился Святогор доброму пахарю, взобрался на коня и ну нахлестывать животину. Быстро конь поскакал дорогой пря-моезжею. До сказанного перекресточка доехал, принял влево. И опять коня в галоп пустил. Скоро увидел Святогор вдалеке Северные горы. На самой высокой горе вековое дерево приметил. А под деревом, увидел, кузница дымит.
Сложена кузница была из огромных глыб каменных; крыша – стволы дубов столетних – железными обручами стянута, железными клепками скреплена. Посреди кузницы в горне жаркий огонь пылает. У наковальни сам кузнец стоит, два тонких волоса молоточками кует. Спорится работа в умелых руках.
Тук да стук! Стук да тук!..
Стар кузнец. Совсем сед, а лицом темен – видно, от огня, от вечного жара и дыма. Длинная борода за пояс заправлена; в бороде – три косицы. Не просто так косицы заплетены. Явно со значением: триедин Господь.
Протиснулся в кузницу великан-богатырь:
– Бог в помощь, добрый человек!
Глянул на Святогора кузнец. Поразился богатырь: ни у кого не видел прежде таких глаз. Светло-светло-голубые, почти белые радужки. В таких глазах зрачок – яркая точка. 3авораживающие глаза. Взгляд цепкий, пронзительный.
Кивнул кузнец, указал на лавку:
– Садись, Святогор.
Подивился великан-богатырь:
– Ты и по имени меня знаешь?
– Мне да не знать!..
Ярче полыхнул огонь в горне. Потрескивали уголья; гудело в трубе. Постукивали на наковальне малые молоточки. Тянулись два тонких волоса.
Вежливо поинтересовался Святогор:
– А что это ты куешь, уважаемый? Никак в толк не возьму: вроде не клинок и не подкова, не похоже и на боевой топор – два тонких волоса каких-то...
Отвечает ему кузнец серьезно:
– То не два волоса тонких, а две судьбы! Кую я, Святогор, кому на ком в свой срок жениться, кому и с кем однажды встретиться, кому раньте помереть, кому позже. Вот сейчас, к примеру, оборву левый волосок – и нет человека; умрет муж, останется вдовица. Коли порву правый волосок, умрет жена, останется вдовец. И малые сироты останутся, будут горевать, собирать людей на тризну... Так что скажешь? Рвать?
Покачал головой Святогор:
– Не надо рвать, уважаемый. Не хочу чтобы чьей-то смерти виною было мое любопытство. Ты скажи лучше, кузнец, про мою судьбу. Тебе и ее ковать приходилось? Скажи, на ком пред-стоит Святогору жениться?
Усмехнулся старый кузнец, завязал узелок на одном волоске:
– Вот видишь, заболело сейчас у человека сердце.
Потом развязал узелок:
– А теперь перестало сердце болеть. Человек ищет причины болезней. Но не может найти, потому что не там ищет.
Напомнил богатырь:
– Так что скажешь про мою женитьбу?
Вздохнул кузнец:
– Любопытное создание человек. Кто ни приходит, все про женитьбу спрашивают! Спросили бы лучше про дело какое. А так от всех один вопрос. Благо, ответы разные! Не хочется по-вторяться... – говорил серьезно, не насмехался кузнец. – Тебе так отвечу, Святогор: невесту свою ищи в Поморском царстве, в городе престольном – здесь недалеко. Но не пугайся, богатырь! Суженая твоя ныне не из красавиц – глаз на нее до сих пор ни-кто не положил. Да, пожалуй, она и не из дурнушек. Всякая дурнушка возле невесты твоей – писаная красавица. Увы! Такая твоя судьба. Такой кривой получился ее волос... И как бы ты, славный богатырь, ни старался, как бы от нее по белому свету ни бегал, не убежишь. Коли на роду написано да на наковальне моей выковано – так тому и быть! От судьбы не уйдешь, любезный, – посмотрел кузнец на Святогора строго и как бы испытующе. – Твоя невеста уже тридцать лет во гноище лежит, тебя дожидается. Легко найдешь ее: некий озорник на воротах ее завтра нарисует мелом кренделек. Это твой кренделек, не со-мневайся!.. Он уже виднеется на скрижалях твоей души.
Вздохнул Святогор, да делать нечего – нужно ехать невесту смотреть. Может, не так уж и плоха она, как говорит этот странный мудрец. Может, все еще удачно сложится, может, стерпится? Ведь судьба!..
Поклонился кузнецу богатырь, сел на коня и поехал не спеша в Поморское царство. Тяжело на душе было. И дорогою так подумал Святогор: "Если уж совсем безобразна окажется невес-та и уродства ее не приять, убью ее и дело с концом. От судьбы бегать не стану – рассеку уродицу мечом. А там видно будет, в какой кузнице куется мой волосок!"
Дня через три приехал Святогор в Поморское царство. В престольный город дорогу быстро отыскал. Ехал по улице, посматривал направо да налево, ворота окидывал взглядом. Десятка дворов не проехал, увидел на каких-то воротах сказанный начертанный мелом кренделек.
Вздохнул богатырь:
– Сдается мне, на волосе моем скоро узелок завяжут!..
Толкнул ворота Святогор, во двор въехал. Тесный и темный это оказался двор, а избушка во дворе стояла старая, убогая, покосившаяся; дверь кривая – нараспашку; в дверном проеме тенета. Видать, давно сюда никто не приходил. Тенета и на окнах. Значит, давно в них никто не заглядывал.
Ступил богатырь через порог. Хоть нагибался, а о притолоку едва лоб не расшиб. Огляделся в полумраке. Сначала никого не заметил. Никто его не встретил, никто доброго здравия не по-желал. Потом присмотрелся Святогор, глядь, а на лавке во гноище девка лежит. Да такая безобразная, что даже глядеть на нее больно. Не кожа у нее, а кора еловая. Волосы же – будто пакли. Руки-ноги – кривые ветви вязовые, на груди и спине по горбу, на горбах какие-то тряпки с колокольцами (чтобы, значит, далеко эту девку, заразную, слышно было, когда она на лавке поворачивается). Лицо же ее и лицом невозможно назвать... И дух в избушке тяжелый – невозможно дышать.
Ах, большая печаль!.. Но не долго печалился Святогор. Как придумал давеча, так и поступил. Девка-то спала, над собой беды не чуяла. Вынул богатырь острый меч из ножен и ударил болезную в грудь; брякнули жалобно колокольцы. Да жалко стало Святогору родителей ее. Снял кошель у себя с пояса и на стол бросил: будет на что беднякам дочь похоронить.
– Вот и судьба! Вот, кузнец, и цена словам твоим!
Взобрался в седло богатырь и уехал из царства Поморского. Однако ошибся Святогор, ударом меча волосок не рассек и от судьбы предначертанной не избавился так просто. Напрасно посмеялся в душе над кузнецом-кудесником.
Только почудилось богатырю, что убил он эту девку. Понятно, ни рука, ни меч Святогору никогда не изменяли. Но тут был особый случай. Кожа-то у девки – что кора еловая. От смерти болезную защитила. А тут еще чудо свершилось: от удара могучего короста сия и спала, и дурное прочь утекло. И горбы отвалились, и волосы-пакли вылезли – оказались под ними роскошные волосы каштановые.
Проснулась девка – малая царапина на груди. Оглядела себя: ни коры еловой, ни горбов, ни пакли. Красавица красавицей стала! Вот счастье-то привалило! А на столе еще лежит большой кошель с деньгами. Это, дело известное, никому не помешает... Хотелось еще девушке на лицо свое взглянуть, да не было у нее зеркала – даже малого осколочка. Соскочила с лавки, подбежала к бадейке с водой, в ту бадейку заглянула и от восхищения обомлела: лицо было бело и нежно, щеки румяны (их и щеками-то называть – то же, что оскорбить; не щеки то были – ланиты), брови черны, глаза светлы, губки – что заря полыхающая; лоб высок, шейка лебединая.
Бросилась девушка танцевать по избе кривобокой. Никто танцевать ее не учил, да само собой выходило красиво. Когда человек красив, у него, кажется, и выходит все красиво. И все им любуются, и все ему рады. Накружилась красавица за те все тридцать лет, что пролежала на лавке. Потом к столу подбежа-ла, кошель развязала, высыпала деньги на ладонь. Золотых монет там оказалось – не счесть!
Подумала девушка:
"Как я тридцать лет пролежала, так ничему и не обучена. Ничего не знаю, ничего и делать не умею. Коли деньги все проем, прогуляю, порастрачу на наряды и благовония, как потом жить буду? Нет, надо деньги эти с толком употребить. Пойду-ка я лучше к кому-нибудь в обучение!"
Мудрое это было решение, похвальное; особенно если при-нять во внимание то, что решение это было первое в жизни.
Разделила девушка деньги на три части. Одну часть отдала богатому купцу и просила обучить ее торговому ремеслу. Обучилась. Две других части девушка в дело пустила. Да разумно их употребила, ибо месяца не прошло, а те деньги уж немалый доход принесли. Она опять пустила деньги в оборот. И снова не сплоховала – в выгодное дело вложила. Хорошо обучил ее купец! Да и с красавицей такой всякому охота была торговать. Доходы пошли отовсюду. Монеты золотые потекли рекой. Стала тогда девушка дело свое расширять: набрала приказчиков, учетчиков, посыльных, писцов; построила торговые лавки, себе большой каменный дом, а также кораблей червленых построила. Уже не только в своем Поморском царстве торговала, но и в другие земли плавала – по синему морю, по рекам широким. Товары из Поморья далеко славились.
Как-то приехала наша красавица и в большой стольный город на Святых горах. И начала торговать в этом-городе. Товары у нее были все добротные, продавцы уступчивые – не особо тор-говались. Народ к ним валом валил. Потому товары быстро продавались и опять же с прибылью. Да еще молва по городу пошла: дескать, красавица писаная торгует, толк в этом деле понимает – недорого берет, быстро продает, от быстроты и прибыль. Народу в лавках еще прибавилось. Кто-то шел за товарами недорогими, а кто-то спешил и на дивную красавицу поглазеть (глазел да что-нибудь заодно и покупал!).
Скоро слух про купчиху заезжую, про невиданную красавицу и до Святогора-богатыря дошел. Любопытно стало Святогору хоть одним глазком на эту девушку взглянуть. Нарядился бо-гатырь в лучшие одеяния и пошел по лавкам. Да искать ее долго не пришлось. За людьми пошел Святогор, люди и привели куда надо.
С первого же взгляда Святогор красавицу полюбил.
"Вот какая должна быть у меня судьба! – подумал он. – Такой человек, как я, сам должен судьбу свою выбирать, сам должен ковать ее, а не какой-то там кузнец в Северных горах! Судьбой своей нужно править, как верным конем, и не допускать, чтоб кто-то по своей прихоти на ней узелки завязывал, чтобы кто-то клещами кузнечными судьбу твою тянул-вытягивал!.."
Не откладывая на потом, предложил Святогор красавице заморской свои руку и сердце, просил выйти за него замуж. Не удивительно, что великан-богатырь очень девушке приглянулся; красавец он был – хоть куда; она и согласилась. Уже на следующий день свадебку сыграли. Все женихи стольного города Святогору завидовали – так хороша была его невеста, и красива, и богата, вся в шелках и атласах, в злате-серебре и каменьях драгоценных.
Хозяева гостей напоили-накормили, а гости хозяев в спаленку проводили. Никогда не был так счастлив богатырь, как в ту свадебную ночку. И в глубине души над тем кузнецом-кудесником из Северных гор подсмеивался... Когда ночь прошла, но еще возлежали молодые на брачном ложе, увидел Святогор на груди у жены своей маленький рубчик.
Спросил богатырь:
– Что это, за рубчик у тебя, скажи?
Отвечала жена молодая с улыбкой:
– Несчастливой я родилась, да, кажется, счастливо проживу. Тридцать лет я на лавке во гноище пролежала. Безобразная была – страх смотреть. Горожане мой дом далеко стороной обходили, притчей во языцех болезнь моя была. А однажды приснился мне сон – будто молодой красавец, статный и широкоплечий... да вот, пожалуй, на тебя похожий... не побрезговал войти в мой дом, дурного запаха не побоялся. И бросил мне на грудь волос золотой, а другой волос бросил на стол. Проснулась я, а короста с меня спала, и сами собой отвалились горбы, и неведомо куда истекло гноище. Смотрю на стол, но там вместо брошенного волоса кошель с деньгами лежит. Думаю, услышал Господь мои молитвы; думаю, приходил ко мне сам святой Пантелеймон, по-кровитель недужных и убогих. Деньги я с умом употребила и вот стала известной купчихой!..
Ничего не сказал жене молодой Святогор-богатырь. Понял он, что никуда от судьбы своей не уйдешь – как ни старайся, ни тщись, славный богатырь, как от нее по белому свету ни бегай. Если на роду написано да на наковальне всемогущего кузнеца выковано – так тому и быть! И даже если ты – семи пядей во лбу, и даже если телом ты велик, как гора... все равно – для того кузнеца, что как будто есть сам Бог, ты былинка малая в чистом поле; куда ветер подует, туда она и клонится. Придет время зеленеть – зазеленеет былинка, придет время высыхать – высо-хнет; а коли будет прихоть с небес прежде времени былинке высохнуть, нашлет Вседержитель в поле дикого коня; проскачет конь и сам не заметит, как былинку растопчет; а будет прихоть на волоске твоем узелок завязать – завяжет кузнец узелок, и за-болит у тебя сердце...
Все это понял Святогор, и понятое принял; и стало на сердце у него легко, а на душе светло, ибо открылась ему великая истина – что Господь всегда с ним и навсегда же с ним пребудет, пока Святогор вере не изменит!..

Однажды отправился Святогор в чистое поле погулять. Заседлал коня, выехал со двора. В одну сторону день ехал, в другую сторону день. Не с кем было великану-богатырю силушкой померяться, не с кем в поединке сразиться – самые сильные богатыри ему едва до пояса доставали. А в нем-то силушка все копилась, все выхода искала, бродила, не на шутку по жилам разгулялась. Грузен стал Святогор от собравшейся силы, как от тяжкого бремени.
А как поединщика себе не нашел, так и подумал богатырь:
"Мне бы сейчас встретить пахаря того Микулу Селяниновича с сумочкой его. Уж точно приподнял бы я тягу земную! Уж се-годня не ударил бы лицом в грязь!"
Потом припомнил Святогор, что в ту встречу памятную Микула Селянинович как будто и не забрал свою сумочку, оставил в Святых горах.
Усмехнулся богатырь:
"И верно, чего Микуле опасаться? Кто его сумочку с тягой земной унесет? Ходит ли вообще под солнцем такой силач? Разве что я еще разок попробую!.."
Повернул богатырь коня к Святым горам, поскакал дорогой прямоезжей. Слева острые снеговые вершины в небеса вонзались, справа крутобокие мшистые хребты вздымались. Доехал Святогор до того места, где с Микулой Селяниновичем встретился, осмотрелся: и правда, лежит сумочка целехонька, никем не прибрана, хозяина дожидается.
Обрадовался богатырь:
– Сейчас позабавлюсь, силушку порастрачу! Сейчас я тебя, сумочка малая, с места сдвину! И сдвину, и на плечи подниму, и, может, в синие небеса подброшу. С тягой земной побратаюсь. Вот это будет побратим! В самый раз побратим Святогору!..
С коня не сходя, ткнул богатырь в сумочку плеткой. Как лежала сумка недвижно, так и лежала. Тогда пальцем ткнул Святогор в сумочку неподатливую. Играла в нем силушка, наружу просилась. Но по-прежнему не шелохнулась сумочка. Крякнул с досады богатырь, нахмурился; из седла наклонясь, крепко двинул в сумку кулачищем. Кулак себе пребольно ушиб, а сумочка на месте осталась.
– Ну и диво все же! Сколько я по свету ездил, а такого дива не наезживал! Вот ведь задачку мне Микула задал! Не иначе для меня здесь сумочку оставил!.. Что ж! Мы поспорим еще, по-тягаемся. Ужель я, великан такой, сильнейший из богатырей, с какой-то мелочью не справлюсь! Что мне тяга земная, коль руками я полнеба охвачу!
Засмеялся здесь Святогор:
– Как я тягу ухвачу, так всю землю подниму: и с горами, и с морями, с городами, селами...
Сошел с коня великан-богатырь, ухватил сумочку обеими руками, поднатужился и поднял ее до груди – выше не смог, не хватило силушки. Но так тяжела сумочка оказалась, что наш Святогор славный по самые колена в землю вошел. По лицу же его не слезы, а кровь от натуги стекала.
Как увяз богатырь в землю, так уж высвободить ног не мог: где стоял, там и стоял. Крепко держала его земля. Будто врос он в землю. Может, даже ожидала тут Святогора кончина. То трудно сказать. Не иначе задумался всемогущий кузнец, вершитель судеб, над тонким волосом Святогоровым...