Дядюшка родной, славный Владимир-князь пир созвал в честь племянника дорогого. На пиру подарки делал. Каждому дружиннику по шубе соболиной дал и по кольцу золотому, каждому по полной чаре вина, пития благодатного, поднес и каждому же поклонился князь. Не считал мудрый государь зазорным поклониться героям.
А племянника Вольгу он тремя городами одарил – со всеми жителями и селами окрестными. Первым городом – Гурчовцом, вторым городом – Ореховцем и третьим городом – Крестьяновцем.
Очень доволен подарками Вольга Святославович был, ибо до сего времени только княжичем он слыл, а теперь в городах своих стал князем. И так хотелась Вольге поехать города свои посмотреть, что до конца пира он едва высидел! Пиры-то в те годы по нескольку дней были, а то и по месяцу...
Наконец отпустил племянника Владимир-князь!
Вскочил Вольга на богатырского коня. За ним дружина насилу поспевала. Поехал Вольга в вотчину свою оброки брать с городов и сел. Ехал впереди дружины, ожиданием томился. Из-за каждого леса выглядывал – не показались ли еще города его; на каждую горку поднимался – не видать ли сел богатых?..
Вдруг увидел он с горочки одной некоего пахаря. Человечище этот ростом велик был да и в плечах богатырь. Говоря короче, – зрелый муж. А больше как будто ничего примечательного. Как у всякого пахаря, у него от солнышка было лицо темно, от работы тяжелой – руки жилисты, мускулисты; рубаха мокрая от пота...
Крикнул Вольга:
– Эй, пахарь-оратаюшко!..
Хотел юный князь у этого человека узнать, далеко ли отсюда до городов Гурчовца, Ореховца и Крестьяновца?
Но не слышал князя человек тот, пахал себе и пахал. На кобылку крепенькую понукивал. У пахаря сошка громко поскрипывала, лемехи железные о камешки почиркивали. Может, оттого и не слышал князя пахарь.
Пустил Вольга с горки коня:
– Оратаюшко! Эй!..
И дружина поскакала за ним. Кричат добрые молодцы пахарю в спину:
– Остановись, человек!..
Но далеко до поля было, не слышал крика пахарь. Понукивал на кобылку крепенькую. Сошка у него громко поскрипывала, почиркивали о камешки железные лемешки...
Вольга Святославович коня плеткой нахлестывал, кричал:
– Остановись, пахарь-оратаюшко!...
Да не мог догнать этого человека князь. Кони у дружины выбивались из сил, уж в мыле были. А до пахаря – все еще далеко.
– Что за диво! – злился князь.
Молодцы пожимали плечами:
– О чудесах таких мы и не слышали!..
По полю за пахарем вдоль борозды ехали. Целый день ехали до самого вечера. Наверное, бесконечное это было поле: все тянулась и тянулась ровная борозда. Все не останавливался пахарь, не отдыхал.
Переговаривались удалые молодцы:
– Этот пахарь, видно, двужильный!
– Или он заколдован...
– Может, здесь какая-то иная земля?
Спускались на землю, осматривали борозду, камешки в сторону откидывали.
– Земля как земля!..
Опять ехали, громко кричали
Солнышко малиновое закатное заслонял им плечами широкими пахарь-великан.
Говорил Вольга:
– Ничего, братья! Мы его ночью нагоним! Должен же этот пахарь когда-нибудь отдыхать!..
Вот уж и стемнело, но не остановился пахарь. Шел за сохой, на звезды поглядывал, на кобылку крепенькую понукивал; сошка его громко поскрипывала, лемешки о камешки почиркивали. Песню какую-то протяжную тихонько себе пахарь пел, борозду во тьме тянул прямую, как натянутая струна...
Не могли догнать его Вольга и дружина...
Ночь прошла, восток заалел. Окрасились розовым облака.
Ехали вдоль борозды богатыри, оборачивались, а начала ее не видели. И, кажется, не предвиделось конца!.. До самого полудня гнался за оратаем странным юный князь. Вслед ему кричал, чуть голос не сорвал:
– Остановись, человек! Хотим слово молвить...
Но пахал и пахал оратай, глубоко в землю сошку вгонял, пласты тяжелые переворачивал. Черна, жирна – видать, плодородна, – была здесь землица.
Уж взмолились богатыри, просили Вольгу:
– Поедем обратно, князь! На что сдался нам этот пахарь? Не догнать его! Не судьба! То не пахарь, а наваждение! Колдовство... На край земли нас заведет и исчезнет. Тут нам будет и конец!
Однако упорствовал Вольга:
– Любопытно мне, братья, сблизи на пахаря этого посмотреть. И хочется словом с ним перемолвиться...
Далее ехали. Тихонько роптали богатыри.
А человек тот все гнал борозду. Из землицы большие камни-валуны выворачивал, длинные коренья вырывал. Кобылка у него была соловенькая, сошка кленовая, а гужики – крепкие шелковые. Шел за сошкой пахарь, песню заунывную тихонько напевал. Поскрипывала сошенька, лемешки о камешки почиркивали. От неба до неба тянулось поле...
Еле шли богатырские кони, роптали уставшие молодцы. Уж князя юного ни о чем не просили, они к небесам воздевали руки:
– Господи! Помоги...
Наверное, услышал их Господь. Вдруг остановился пахарь... Повеселели богатыри, коней подхлестнули. Догнали наконец этого человека.
С любопытством заглянули ему в лицо. Простое у него лицо было, доброе. Глаза – небо бездонное, улыбка – солнце ласковое, зубы – белоснежные облака, руки – как земля, черны, плечи – широки, как земля же...
Лицо пахаря рассмотрев, выпрямился в седле князь Вольга. Говорит такие вежливые слова:
– Бог тебе в помощь, оратаюшко! Тебе и семье твоей – благоденствие!.. Чтоб не тяжело было пахать, чтобы сыто было крестьяновать, чтобы быстрей выходило с края на край борозды пометывать!..
Улыбнулся пахарь, свежей землицей от него повеяло:
– Очень верные говоришь слова, благородный князь Вольга Святославович! Мне как раз нужна помощь Божья земельку пахать да крестьяновать. Теперь быстро управлюсь! Как охотник – стрелочки, я бороздки буду пометывать с края поля на край... А ты, юный князь, далеко ли путь держишь с дружиной своей храброй?
Вольга-то догадывается, что не простой это пахарь-оратай, потому говорит с ним уважительно:
– Еду я, оратаюшко, в города свои, князем Владимиром мне пожалованные. Может, слышал ты про города эти? Первый город – Гурчовец; второй город – Ореховец; третий-то город –Крестьяновец? А еду я, добрый человек, оброк с городов брать – самому надо кормиться и дружину кормить.
Ласково пахарь глядит, утирает пот со лба:
– Понятно, слышал я про города эти. Да хочу спросить тебя, Вольга Святославович, не малую ли дружину ты взял? Не боишься ли? Всего-то у тебя молодцов без единого тридцать...
Улыбнулся Вольга снисходительно:
– Дружинушка-то у меня малая, да сильна очень и уже испытана. С этими тридцатью молодцами без единого я все земли турецкие прошел и домой победителем вернулся...
– Хорошо, коли так! – одобрил пахарь, а потом и говорит: – Был я третьего дня в городе Ореховце. На своей кобылке соловенькой за солью ездил. Два мешка соли привез по сорок пудов... А мужики там живут все разбойники! Не знаю, князь, как ты с них оброк будешь брать... Да, еду я, значит, обратно, а мужики ореховские на дороге ко мне пристают. Говорят: «Плати гроши подорожные!..» А у меня с собой посох был. Посох – не посох... Одним словом, дубина! Ну я им и заплатил!.. Кто из мужиков ореховских стоял, тот сел, а кто сидел, тот лег. Я-то дальше поехал. Вот такие дела!.. А ты говоришь, земли турецкие, говоришь, оброки...
Перестал тут улыбаться Вольга-князь:
– А ты, добрый оратаюшко, не пошел бы ко мне во товарищи, не поехал бы за оброками со мной? Я бы тебе грошей дорожных кошелек не пожалел.
– Почему не пойти? Пойду к тебе во товарищи, мил человек. Это мне не трудно! Посох-то всегда со мной. И грошей подорожных не надобно – я от пахоты сыт!
Здесь отстегнул оратаюшко гужики от сохи. Кобылку соловенькую крепенькую из борозды вывел. Оставил в борозде сошку кленовую.
На кобылку пахарь сел и рядом с Вольгой поехал по раздольицу чисту полю. Дорогу показывал. Добрые молодцы почтительно сзади держались, дивились на плечи широкие этого человека. Сблизи он и вправду великан был!
Ехали, ехали, вдруг остановил пахарь кобылку соловенькую, шапку на затылок сдвинул:
– Ах, дырявая моя голова!.. Сошку-то я в бороздочке оставил!
– Разве то беда? – удивился юный князь. – Мы по этим местам сколько ехали, а, кроме тебя, никого не встретили. Кто твою сошку возьмет?
Отвечает пахарь:
– Это ты верно говоришь, благородный Вольга Святославович: проезжих да прохожих здесь не бывает. Места глухие, Богом позабытые!.. А вот мужики-деревенщина ходят тут часто. Да не то чтобы ходят – по кустам прячутся. Как что оставишь – мигом унесут. Так и с сошкой моей!.. Из земельки сошку выдернут, с лемешков земельку отряхнут; снимут с сошки лемешки железные, уведут... Нечем будет мне, оратаю, поле пахать; трудно мне будет крестьяновать.
Оглядывается Вольга:
– Что ж делать? Возвращаться надо.
Смеется оратаюшко:
– Зачем всем возвращаться? Ты пошли кого-нибудь из дружинушки своей храброй непобедимой, пусть поедут, сошку из земельки вздернут, с лемешков земельку стряхнут; пусть мою сошку кленовенькую за ракитов куст забросят. А мы их тут подождем! Потом поедем, князь, по городам твоим во товарищах...
Так говорил добрый пахарь, а у самого в глазах некая хитринка бегала. Заметил эту хитринку премудрый Вольга, но не мог понять, отчего она.
Послал пятерых молодцов к той сошке кленовой, чтобы все сделали так, как оратай просил.
Поскакали молодцы-удальцы, крикнули:
– Мигом обернемся!..
Но что-то долго не возвращались.
Наконец показались вдалеке. Все в земельке вымазались. Вид виноватый, вздыхают:
– Что-то очень уж тяжелая попалась сошенька! Мы ее за оглобельки выташить хотели – не пошла из землицы. Даже не сдвинулась! Мы и так, и сяк, и кругом вертеть... И дубину под нее подводили, и враскачку пробовали. Ничего не получается. Как вросла эта сошенька! Пока мы тут ездили, корни она пустила, что ли. Никакие мужики ее из землицы не вырвут!..
Покачал головой оратай:
– То-то и оно! Дружина не вытащила, а мужики смекалистые быстро вытянут, лемешки железные поснимают, уведут. Как я тогда крестьяновать буду?
Посылает тогда Вольга десятерых удалых молодцов. Да велит не задерживаться: и так уже времени много потеряли.
Поскакали удальцы, на скаку крикнули:
– Это мы быстро! Стриженая девка косы не заплетет...
Однако долго не было видно и этих удальцов.
Но вот показались они. В земельке все повымазанные. И вид виноватый. Говорят:
– Очень тяжелая оказалась сошенька. Не видали мы еще такой! За оглобельки ее тянули и вертели за оглобельки. Не идет из земли сошка. Пробовали и так, и сяк, может, даже спины себе надорвали – ничего не получается. Не смогли мы сошку из земли вытащить, лемешков отряхнуть, не смогли закинуть ее за куст ракитовый.
Помрачнел тут юный Вольга, на оратая косится.
А у оратая глаза веселые, с хитринкою-лукавинкою:
– Ты, Вольга Святославович благородный, всю свою дружинушку необоримую к сошке моей кленовой пошли – тридцать молодцев да без единого. Может, справятся?.. Пусть сошку из земельки вытащат, лемешки отряхнут железные и закинут сошеньку за ракитов куст. Не то уведут ее местные мужики плутоватые. Как я буду тогда крестьяновать?
Послал тогда князь Вольга всю дружину свою необоримую к сошке кленовой.
Поскакали молодцы, на скаку смеются:
– Глазом не моргнешь, оратаюшко, выдернем твою соху... Еще петух с курицы не слезет...
Очень долго выдергивали. Притомились их ждать Вольга с пахарем.
Говорит тут пахарь:
– Видно, не дождемся!.. Поехали, князь, пособлять.
Вернулись они на то место, глядят: обступила дружина сошеньку кленовую, тянут из земли, кричат, туда-сюда раскачивают; кто рукой за соху не взялся, обвязал ремнем ее – за ремень тянет; кто ремнем не обвязал – подвел под соху дубину; на дубину нажимает, на дубинушке виснет. И толкают, и дергают соху, но та даже не покачнется.
Бранятся на соху удальцы:
– Проще пень дубовый из земли выдергивать!
Говорит здесь оратай Вольге Святославовичу:
– Ай, благородный молодец! Не вижу я перед собой дружины храброй, необоримой. Богатырей не вижу! Удальцы твои, верно, лишь за столами удальцы да на вечорках с девками. Дела простого сделать не могут: сошки кленовенькой из борозды вытянуть и за куст ракитовый забросить. Не дружинушка у тебя – дармоеды. Я б с такими не ездил за оброками, ибо мужички в городах твоих, князь, серьезные.
С этими словами пахарь-оратаюшко на кобылке своей соловенькой к сохе подъехал, взялся за соху одной рукой и из земельки выдернул. Потом лемехи отряхнул и бросил сошку далеко за ракитов куст.
Оглянулся:
– Поехали, что ли!..
Ничего не сказали добры молодцы. Притихла дружина.
Потрясены они были силушкой великой этого оратая.
Так, молча сели на коней, за пахарем по чистому полю поехали. Глядь, а тут новая беда – пахаря догнать не могут.
– Что такое! – восклицает в сердцах юный князь.
У оратая кобылка рысью идет, а у Вольги конь за ней голопом скачет. Вот кобылка галопом пошла, Вольга и отстал безнадежно. По крутым бокам коня плетью охаживает – да напрасно животину мучает! Не догнать! Где там! Как за ветром ураганным не угнаться...
Кричит Вольга оратаю вслед:
– Эй, человек, погоди!..
Но скачет оратай, на кобылку понукивает, пятками ее по ребрам бьет – погоняет.
Вольга шапкой машет, кричит:
– Постой, оратаюшко!..
Остановился тут пахарь, князя с дружиной поджидает, кобылке соловенькой шею поглаживает.
Говорит Вольга:
– Хороша у тебя, оратаюшко, кобылка! Кабы кобылка эта да конем была, за нее бы пятьсот рублей дали...
Улыбается пахарь, доволен похвалой:
– Эту кобылку я еще совсем маленькой взял – из-под матушки. Заплатил за кобылку пятьсот рублей. Сам вырастил, поил-холил... А кабы эта кобылка да конем была, то цены бы ей не было!..
Молвит здесь юный Вольга:
– А скажи-ка мне, пахарь-оратаюшко, как тебя зовут, как величают по отчеству? Не любезно с моей стороны – имени твоего не знать.
Слегка поклонился ему оратай с кобылки своей:
– Мы тут на поле крестьяновать привыкли, благородный Вольга Святославович! Друг дружку особо не навеличиваем. Бывает ветер дует – уносит лишние слова... Но вот когда я рожь соберу да в скирды уложу, когда скирды уложу и домой вывезу, когда домой вывезу и дома вымолочу, когда драни надеру да пива наварю, когда пива наварю и мужичков позову, когда я мужичков позову да их шедро напою... вот тогда мужички уважительно меня покликивают. Ах, говорят, ты хозяин наш радушный молодой Микула Селянинович!..
Здесь, в раздольном чистом поле мы и оставим наших героев, как былина-старина их оставляет. Можем мы не сомневаться, юный Вольга Святославович с Микулой Селяниновичем во товарищах соберет оброки с трех своих городов, разбойничков на дорогах не побоится. А коли спросят с них все же гроши подорожные, спрашивальщикам тем явно непоздоровится!..