Очень красив был город Казань! Высоки были стены, затейливо улицы мощены, дома белокаменные богаты. Крыши все медные, кое-где – золотые. Наличники – резные, ставенки расписные, а стеклышки всюду разноцветные. На узких улицах везде – деловой разговор, а во дворах широких – душе простор. Из-за домов-теремов выглядывали благоуханные сады, в них днем и ночью щебетали птицы.
И народ был красив, многочислен. Не ленив. День-деньской трудился: тут хлебы-пироги пекли, там солили рыбу, здесь качали мед, чуть дальше – шили платье... Полнились бесчисленные кладовые, от товаров ломились лавки. Чего еще желать! И счастливы казанцы были, и, руку к сердцу прижимая, к себе зазывали гостей. Слава о прекрасной Казани на весь мир шла, послы из далеких стран заморских в Казань с челобитьем приезжали...
Но однажды явился к Казани царь турецкий Бахмет – будто коршун на утицу пал. Не пожалел Бахмет ни прекрасного города, ни красивых людей, ни славы казанской! С войском – тучей черной – подошел, стены высокие разрушил, улицы мощеные перепахал, от домов богатых не оставил камня на камне. Наличники-ставенки оборвал, поразбивал стекла; вырубил сады, птиц перестрелял. А всех людей – от мала до велика – в плен увел, в далекую проклятую Туретчину.
На месте прекрасного города лишь унылые развалины остались да дымящиеся пепелища. И собаки меж собой грызлись там, где некогда были шумные торжища.
Но если улицы Бахмет все перепахал и если все он дома разрушил, то людей, оказалось, не всех увел. Одна женщина в городе осталась – молодица Авдотья по прозвищу Рязаночка /ибо происходила она из Рязани, а в Казани замужем была/. Когда напал на город Бахмет турецкий, Авдотья Рязаночка и муж как раз гостей принимали: брата Авдотьи и свекра. Спустилась в погреба Рязаночка – пива жбан взять – а тут и посыпались на Казань камни из осадных машин; крыша медная не выдержала, обрушилась. Авдотью в погребе завалило. Пока же она на волю выбиралась, Бахмет и город разрушил, и пленных увел.
Как пошла по развалинам ходить Авдотья Рязаночка, так пожалела, что из погреба выбралась. Лучше б, думала, ее камнем каким иль стропилиной убило. Страхов насмотрелась горемычная женщина. Витязей видела убиенных во множестве – и турецких, и казанских; также видела мертвых князей и бояр; в церкви заходила с иконостасами ободранными, с обрушенными главами-луковками; на пристанях глядела на корабли с днищами изрубленными, у берега затопленные; а когда вернулась к тому месту, где прежде стоял ее дом, не была она уверена, что это именно то место, что это ее пепелище, – ибо все были одинаковы пепелища.. А еще Авдотья видела дорогу, по которой турки пленных увели. Дорога та была окроплена слезами и ни с одной из дорог ее нельзя было спутать.
Ох, тосковала, ох, горевала Авдотья Рязаночка! Город жалела, жалела себя. Народу в Казани жило сорок тысяч. Всех Бахмет с собой увел. И у Рязаночки пленил три головушки: братца родимого, мужа венчального и любезного свекра. Три дня по ним молодица плакала; сердце ее было переполнено болью. На четвертый день увидела – орлы закружили в небе. И подумала Рязаночка, что с Казанью ее уж ничто не связывает, ибо нет здесь ни брата, ни мужа, ни свекра, ни дома, даже нет самой Казани... И надумала куда-нибудь уйти. Но куда идти одинокой?
Тогда так подумала Авдотья Рязаночка:
"Видела, валяются в пыли три денежки золотых. Возьму-ка я их да пойду в далекую землю турецкую – плененные головушки выкупать. Брошусь в ноги царю жестокому, авось смилостивится! Денежки покажу, авось на золото позарится! Доброе слово скажу, авось услышит!”
Подобрала Рязаночка золотые монетки и по дороге на юг отправилась. Налегке пошла, поскольку добра у нее никакого не было. В чем давече в погреб вошла, в том теперь и гуляла. Поизорвалась, в саже перепачкалась. Да уж не на праздник шла – в поганую Туретчину...

А царь Бахмет хитрый был. Как от Казани разоренной в свои земли турецкие уходил, позади себя ловушек наставил. Думал, бросится в погоню русский царь с дружиною и угодит в ловушки. Ям Бахмет понарыл, рвов глубоких – в одних воды напустил, в других укрепил острые колья. На деревьях камней понавешал. По дороге пойдешь, шелковый шнурочек заденешь – камни и посыпятся на тебя... По дорогам лесным пооставил Бахмет разбойников, чтобы всякого путника останавливали. Дал ножей им кривых, чтобы всякого путника жизни лишали. В темных лесах он выпустил множество диких зверей, – с собой их Бахмет привез в железных клетках. Злобно рычали в лесах голодные звери. Ясное дело, путнику здесь не пройти!
На ножку легка, быстро шла по дороге Рязаночка. О ловушках не подозревала!.. Однако просчитался Бахмет. Ставил он ловушки на царя да на дружинника – на широкий шаг ставил, на большую стопу. Где дружинник в яму ступил бы, Рязаночка на край наступала; где дружинник на кол бы пал, Авдотья легкой ласточкой перелетала. Дружинник на тропе шелкового шнурка не заметит и в ясный день, а молодица-рукодельница и в темную ночь шелка не пропустит. Увидала Авдотья шнурок, проследила куда тянется, камни огромные на ветвях приметила и обрушила камни на пустую тропу... Мелкие ручьи переходила бродом, глубокие речки переплывала, широкие озера обходила бережком. Места опасные, разбойничьи долины, Рязаночка ночью прошла. Известно, разбойники предпочитают ночами почивать. А темные леса да волчьи логи Рязаночка днем прошла – все самые лютые звери отдыхают днем. Так ни в одну ловушку и не попала.
Много времени прошло и однажды ступила Рязаночка на землю турецкую. Совсем нищенкой с виду стала. Платье обветшало – дыра на дыре, заплата на заплате. Туфельки домашние не узнать – поистерлись. Но дороги эти туфельки: над каблучком – подошва, над подошвой – стелька, а между стелькой и подошвой золотые денежки припрятаны.
Вот наконец пришла Авдотья к царскому дворцу. Стражники ее не пускают. Бахмету докладывают:
– Нищенка какая-то у ворот, государь. Гоним ее – не уходит; пугаем – не пугается.
Так им ответил Бахмет:
– Многие ко мне во дворец приходили вельможи. Слова путного от них не добьешься. Пустите нищенку! Может быть, нищенке есть что сказать. Не помню, чтоб когда-то нищенка ко мне рвалась.
Пропустили стражники Авдотью Рязаночку. А она без лишних слов царю Бахмету в ножки бросилась.
– Что ты хочешь, женщина? – разочарованно поджав губы, спросил царь; не услышал он, чего ожидал; эта нищенка вела себя, как остальные просители.
Просила Рязаночка:
– Смилостивись, батюшка царь Бахмет, отпусти родственников моих!..
Недовольно сдвинул брови Бахмет:
– Что за родственники? Кажется, пусты у меня сегодня темницы.
– А вспомни, царь Бахмет турецкий, – разорял ты нашу старую Казань. Сорок тысяч людей в плен увел. Среди них три мои головушки: родимый братец, муж венчальный и любезный свекр. Отпусти их, прошу! Много ль тебе пользы от трех головушек?
Пронзительным взором посмотрел на нее Бахмет:
– Нет, женщина, не отпущу я пленных!
Тогда Рязаночка с колен поднялась, возле трона царского разулась, чем премного удивила грозного турецкого государя. Стертые стельки приподняла, золотые денежки достала; положила монетки Бахмету на подлокотники трона.
Молвила нищенка:
– Тогда продай мне, добрый государь, эти три головушки! За головушку – по денежке.
Усмехнулся Бахмет, на денежки покосился:
– Узнаю эти золотые монеты, я их в Казани потерял. А ты их мне вернула. Согласись, женщина, было бы некрасиво за мое же золото у меня покупать.
Обронила здесь слезу Авдотья Рязаночка:
– Хоть одну головушку мне верни!
– Увы! – развел руками царь. – Это мои деньги...
Смахнула Рязаночка слезу:
– А я тебе доброе слово скажу!
Удивился Бахмет:
– Многие вельможи пытались мне доброе слово сказать и что-нибудь вымолить. Да никто не смог, не вымолил... Говори же свое доброе слово, очень хочется мне послушать. Может, нищенка разумнее господ?
– Слово мое простое, – подняла на царя глаза Рязаночка. – Обратиться к Богу с мольбой о помощи. Но, кажется, давно не слышит казанцев Бог... Я про твою родню, государь, хочу сказать! Может статься, все переменится, царь, на этой земле и ты, униженный и в лохмотьях, будешь у чьего-то трона стоять и молить за своих родственников. Подумай, каково тебе тогда будет!
– Не очень доброе у тебя слово! – усмехнулся Бахмет. – Но ты удивительно умна, женщина, и пробудила во мне любопытство. Вельможам это не удавалось, – царь поудобнее уселся на троне. – Помнится, из Казани уходя, понаставил я на дорогах ловушек. Как тебе удалось не попасться, женщина? Ведь были там и быстрые реки, и глубокие озера. И ямы с кольями были, и камни на деревьях. Разбойников я оставлял и выпускал из клеток диких зверей...
Не теряла надежды Рязаночка, радовалась, что еще не прогнал ее царь, но радости своей не выказывала:
– Нельзя мне было, батюшка-царь, в ловушки попадать, вот я и не попала. Реки и речушки переплыла, озера глубокие берегом обошла; в ямы, вот, не наступила, под камни не угодила; мимо разбойников злых полночью прошла – в это время почивают разбойники; мимо хищных зверей прошла полуднем отдыхают они в это время... Малая ласточка там пролетит, где не пройдет войско великое!
Кивнул царь Бахмет:
– Умна – ничего не скажешь!.. Сдается мне, удачный у тебя сегодня день, нищенка. А может, как раз наоборот!.. – на минуту задумался государь турецкий и говорит: – Коли ты сумела, все ловушки обойдя, до моего царства добраться, так и быть – одну головушку тебе отпущу. Но какую?.. И сумей ее попросить! Не сумеешь – я и твою головушку здесь оставлю, сабелькой срублю... Что? Будешь просить?
– Буду просить! – кивнула Рязаночка; не долго думала и вот какую она речь повела: – Ты не смотри, государь, что ныне в лохмотьях я да в стоптанных туфельках, не смотри, что лицо мое в саже, а ноги в пыли. Так мне надо сейчас, чтоб за нищенку сойти. Видишь, правду тебе открываю!.. Я в Казани не последней женой слыла, а первой красавицей. Выйти замуж опять мне нетрудно будет. А как выйду замуж, стану свекра звать батюшкой, а свекровь – матушкой. И родится у меня мальчик, буду его сыном звать; когда девочка родится, дочкой стану называть. Сын оженится – будет у меня сноха; дочка замуж выйдет – зятя в дом приведет. Видишь, сколько будет родственников. И станет меня каждый по-своему называть: кто-то дочкой, кто-то женой, кто-то матушкой, кто-то свекровью, кто-то тещей... Только сестрой никто меня не назовет, ибо больше не будет у меня братца!.. Вот и прошу у тебя, государь, именно этой головушки. Отпусти со мной брата родимого, коли остальных не отпускаешь.
Тронули турецкого царя эти слова и грустный он вдруг стал.
Говорил Бахмет такие речи:
– Да, умна казанская жена! Умела ты просить себе головушки, которой не нажить!.. Когда вашу старую Казань я разорял, многих положил витязей – и своих, и ваших, – и многие погибли князья-воеводы – и турецкие, и казанские. Ни о ком я не жалею, а жалею о брате, о славном турецком паше, коего потерял под стенами Казани. Ты права, женщина: не нажить мне родного брата, не видеть его век от века...
Радостью засияли глаза Рязаночки, поклонилась государю. А он дальше говорит:
– За твои разумные речи, за слово доброе твое забирай, женщина, из плена и родимого брата, и венчального мужа, и любезного свекра. И еще пленников бери, сколько хочешь: хоть в родстве они тебе будут, хоть в кумовстве, а хоть и в крестном братовстве!.. А еще, забери эти золотые монеты. Мне от них, право, прибыли никакой, а тебе – состояние.
Хлопнул здесь в ладоши царь, вызвал писаря. Велел ему грамоту писать, чтоб с этой женщиной...
– Как-бишь тебя по имени?
– Авдотья я, Рязаночка!...
... с Авдотьей Рязаночкой отпустили из царства турецкого любых полонов, на каких она только ни укажет; и чтобы препятствий ей не чинили, чтоб обращались с ней уважительно, как с особой, к государю приближенной, ибо она всем на зависть умна да еще и первая казанская красавица.
Писарь все написал, Бахмет на грамоту печать восковую навесил. И пошла Рязаночка по проклятой Туретчине пленников казанских собирать. За этим делом и про себя не забыла: на одну золотую денежку платье парчовое купила, на другую денежку – белые туфельки атласные, а на третью досыта покушала; очень голодна была – ведь от самой Казани, словно птичка, крошками питалась.
Собрала Рязаночка полонов – все сорок тысяч. И на родину их повела. Так и осталась среди городов прекрасных старая Казань, поскольку, вернувшись, люди подняли ее из пепла. На месте руин новые терема возвели, улицы еще затейливее мостили. А самую красивую улицу назвали Рязаночкой.
Из года в год богатела Казань, множились в погребах ее сокровища. Сундукам с казной было в сокровищнице тесно. Кто в эти погреба хоть однажды входил, тот видел и малую красного дерева шкатулочку. Говорят, в ней хранится до сих пор грамота турецкого царя Бахмета...