Русские Богатыри

 

 Богатырское слово
Василий Игнатьевич и Батыга
Суровен Суздалец
Сухматий
Королевичи из Крякова
Братья Дородовичи
Данила Игнатьевич и Иванушка Данилович
Ермак и Калин-царь
Саул Леванидович
Михайло Козарин
Калика-богатырь
Авдотья Рязаночка
Камское побоище
Соловей Будимирович
Дюк Степанович
Чурила Пленкович
Иван Гостиный сын
Про Ивана Гостиновича
Данило Ловчанин
Ставр Годинович
Иван Годинович
Глеб Володьевич
Иван Дудорович и Софья Волховична
Сорок калик со каликою
Василий Буслаевич
Садко
Садко, купец новгородский
Садко купец, богатый гость

 

ВАСИЛИЙ БУСЛАЕВИЧ

В великом славном Новгороде жил дворянин Буслай до девяноста лет; жил – не тужил, мудрый и обходительный был. С Новгородом купеческим дружил, отцам-настоятелям новгородским не перечил, людям посадским слова поперек не говаривал и Москве белокаменной не дерзил. Так, спокойною жизнью живучи, потихоньку Буслай состарился, а там и призвал его Бог, и со спокойной душою Буслай преставился.
После Буслаева житья-бытья осталось большое имение дворянское, остались старушка вдова и кровиночка – чадо малое Василий сын Буслаевич. Было Василию в ту пору семь годков, однако крупный он был – на все четырнадцать. Издалека видно богатырскую стать.
Отдавала матушка Василия Буслаевича учить грамоте. Ученику смышленному грамота легко давалась. Немного времени прошло, и наш Василий уж за наставником поспевал – писалом бронзовым царапал по бересте. А уж читал – так и наставника обгонял.
Отдавала матушка Василия Буслаевича счету учить. Быстро научился Буслаевич считать-подсчитывать. Иной раз купца многоопытного на рынке поправлял; купец на счетах опять пересчитывал, удивленно себе маковку чесал.
Отдавала матушка Василия Буслаевича молодого церковному пению учить. И эта наука мальчишке легко далась. Не было во всем славном Новгороде певца лучшего, чем Василий млад Буслаевич.
Да только науки все не пошли Василию Буслаевичу на пользу. Повелся юноша с пьяницами безумными дружить, с веселыми удалыми молодцами; понятно – без присмотра отцовского рос; едва силу в себе почуял, уже матушку не очень-то слушал. Молодцы удалые для него много значили; работой всякой они тяготились, зато повеселиться, пошуметь – всегда были первые. Вместе с молодцами и Василий Буслаевич к братине припадал, с зеленым вином, с пивом ячменным подружился. А как по городу домой возвращался – так под руку ему не попадись.
Бывало попадались под руку купчишки-торгашики да припозднившиеся новгородские мужички, на другой день матушке Василия жаловались: кому-то руку Василий повредил, кому-то ногу, а кого-то по спине кулачищем огрел.
Журила матушка Василия Буслаевича:
– Не ходил бы ты, сынок, по славному Новгороду, не обижал бы купчишек-торгашиков и мужиков!..
А Василий Буслаевич не мог оставить своего веселья. Нрав имел дерзкий, сердце отчаянное, а кулаки – пудовые; душа была широка – любила разгуляться; и ранима была благородная дворянская душа.
Начали жаловаться почтенной вдове богатые купцы новгородские, а также старцы-настоятели:
– Уйми, уважаемая, своего молодца! Не ровен час – прибьет кого-нибудь...
Матушка бранила Василия Буслаевича:
– Не гулял бы ты, сынок, по Великому Новгороду, не обижал бы богатых купцов, не смущал покой старцев-настоятелей!..
Давал обещание матушке, старался Василий Буслаевич никого не обижать, терпел денек-другой без веселья, без кулачных подвигов, а потом опять поток безудержный пускался по старому руслу и страдали от Василия Буслаевича те, кто не успевал от него ноги унести.
Понятное дело, не самая лучшая слава о молодом Буслаевиче шла, косые взгляды на него бросали, а за спиной у него говорились недобрые речи; на пиры почестные не звали его, а когда матушку куда-нибудь приглашали, говорили «приходи без сыночка, честна вдова». Да все реже матушку приглашали. Очень задевало все это гордого молодца.
Однажды обидно стало Василию Буслаевичу, стало досадно, что не дают ему, молодому, в Великом Новгороде веселого житья; а еще более обидно и досадно стало от того, что обходили его, потомственного дворянина, почестями. Ни купцы его в своих хоромах видеть не хотели, ни заморские послы в своих теремах, ни всемудрые старцы в кельях, ни сам светлый князь новгородский в палатах. Вот и намедни к князю на пир людей созывали, про Василия Буслаевича будто забыли. А вместе с ним и про честную вдову не вспомнили...
Что ему уважения не выказали, то Василий Буслаевич смог бы стерпеть, а вот что матушку не уважили, – укололо его пребольно.
Заперся в высоком тереме разобиженный молодец, долго думу думал, а потом быстро писал ярлыки скорописчатые. И вот что он в тех ярлыках написал:

«Кто в Новгороде есть воры и разбойники, спешите ко мне, Василию Буслаевичу, на широкий двор. Не работы будем делать деревенские, а будем пить бесплатное зеленое вино... И вы, плуты-мошенники, ко мне спешите. Будете пить и есть все готовое, а кто захочет, выберет себе платье дорогое разноцветное...»

Своему слуге подневольному велел Василий Буслаевич эти скорописчатые ярлыки прибить на видном месте – на мосту через Волхов-реку; сам же выкатил бочку с вином на середину двора, выбил у бочки днище, приготовил чару – да не малую, а на полтора ведра. И стал ждать.
В Новгороде-то Великом не только купцы и старцы почтенные грамотны. Понимают здесь в грамоте и воры с разбойниками, и плуты-мошенники читать-писать обучены. Прочитали прибитые на видном месте ярлыки все, кто по мосту в тот день проходил. Да не все к Василию Буслаевичу в гости пошли, а потянулись к нему на двор воры и разбойники с мошенниками и плутами.
Первым на двор к нему известный разбойник забрел – по имени Костя Новоторженин. Грудь у него – колесом, ручищи – что корни кряжистые. Налил ему Василий Буслаевич чару в полтора ведра. И едва тот Костя вино распробовал и чару осушил, Василий Буслаевич испробовал Костю – тяжелой дубинкой вязовой ему по голове вломил.
Костя Новоторженин даже не шелохнулся и кудрями длинными не тряхнул. Усы молодецкие рукою вытер и вино похвалил:
– Хорошо, крепко твое вино! Сильно в голову шибает...
Посмеялся Василий Буслаевич:
– И твоя голова крепка. Нужны мне такие. Иди, человек, ко мне в дружину.
Тут они и ударили по рукам.
Вторым на двор за вином бесплатным пришел Потанюшка Хроменький – тоже разбойник не из последних. Даром, что прозванье – Хроменький, а шея у него – что ствол дубовый, и в плечах – косая сажень. Василий Буслаевич чару ему поднес в полтора ведра; уговаривать выпить не приходилось. Как испробовал Потанюшка зелено вино, так и огрел его молодой Буслаевич вязовой дубинкой – испытал отчаянную головушку на крепость.
От удара неслабого Потанюшка Хроменький даже не шелохнулся, а только под небеса ясными очами поглядел да в ухе почесал пальцем. Угощенье похвалил:
– Эх, хорошее вино! В голову шибает, а потом в ушах звенит... Отродясь не пил такого!..
Обнял его на радостях Василий Буслаевич:
– А иди-ка ты ко мне, мил-человек, к дворянину, во дружину. Для общего дела сгодится твоя крепкая голова.
На этом они и поладили.
А третьим на двор за угощением бесплатным Хомушка Горбатенький пришел. Он был дивный человечище – что широкий в три обхвата кленовый пень; с какой стороны ни подойди, отовсюду круглый. Этого Василий Буслаевич и испытывать не стал. Что испытывать? Пень – он и есть пень. Налил вина полтора ведра и позвал к себе во дружину.
Так сошлись-собрались во дворе у Василия Буслаевича возле винной бочки тридцать славных мощных молодцов без единого. А тридцатым сам Василий Буслаевич стал.
Вот велел Василий Буслаевич молодой своей дружинушке идти на мост, что через Волхов; велел поперек моста стать и никого через мост не пускать. А сам пошел дерзкий дворянин к князю новгородскому на пир – незваным пошел.
Пришел Буслаевич в палаты княжеские – пир в разгаре был. Потеснил гостей молодец; плечом вправо повел – с правого конца лавки боярин упал, плечом влево повел – с левого конца лавки свалился богатый купец. Сел Василий Буслаевич посередине, косых взглядов не замечал; чару зелена вина к себе подвинул – полтора ведра одним махом осушил.
А как хмель слегка голову вскружил, говорит Василий Буслаевич гостям:
– Вот что, уважаемые мужи новгородские... Много вас здесь у князя на пиру. Сильные, богатые, знаменитые, вельможные – разные. Далеко о вас слава идет... Даже государь московский к славе Новгорода ревниво прислушивается. Силен Новгород – спору нет. Однако со мной и малой дружиной моей весь Новгород не справится...
– Говори, да не заговаривайся, молодой дворянин!.. – ответили ему статные и широкоплечие новгородские мужи. – С многих спесивых мы спесь сбивали, и они за дерзкие речи свои еще Новгороду дани платили...
Ухватился за эти слова молодец:
– Вот о данях и я говорю. Давайте, мужи новгородские, о великий заклад биться. Коли вы меня и дружинушку мою с моста через Волхов прогоните, буду вам по гроб жизни дани-выходы платить, ну а коли я с молодцами верх возьму и поломаю вам косточки, – не обессудьте, станете мне, пока я жив, каждый год дани-выходы платить... и не малые – по три тысячи рублей золотом.
Надо сказать, что хмель не только Василию Буслаевичу голову вскружил. Разгорелись, раззадорились уважаемые новгородские мужи и побились с дерзким молодцом о велик заклад. Долго сидели, записи составляли; к записям руку прикладывали, свиток печатями скрепляли...
Тем временем какой-то дьячок к Василию Буслаевичу домой побежал и вдове почтенной вот что сказал:
– Сидишь ты, уважаемая вдова, у окошечка и над собой беды не знаешь. А Васька твой тем временем у князя на пиру большой переполох учинил. На Новгород Великий руку поднял, о заклад побился, что с дружками своими против всего города пойдет и весь город одолеет. Беги-ка ты ко князю, честна вдова, да уйми своего молодца, пока он с хмельных глаз еще чего не придумал...
Побежала в княжеские палаты вдова да на выходе из палат сына перехватила. Крепка взяла за руку Василия Буслаевича и домой его повела; по дороге корила, без умолку ему выговаривала.
– Непутевый, – говорила, – память батюшки благородного не унижай! Не ходи по пирам и пирушкам, с мужиками хмельными не водись, с боярами пьяными о заклад не бейся! Лучше делом торговым займись...
Посадила вдова сына своего в глубокий погреб, дверь железную затворила, на дверь пудовый замок повесила.
А у князя во дворе собрались бояре; с ними – слуги с кулаками пудовыми и подслужье с ручищами натруженными. Также купцы собрались, ребята неслабые с животами необъятными, с плечами покатыми; с ними слуги с железными кулаками и подслужье с ручищами ухватистыми. Кроме тех, воеводы пришли; у них плечи были широкие – в воротах двое воевод не разминутся; ноги были – как столбы; идет такой воевода – земля дрожит; а как двое воевод идут – земля ходуном ходит. Каковы они в бою, – то никому не было ведомо, а уж за столами пиршественными, за медами хмельными все их знали – герои брови хмурить, герои поросенка есть... За воеводами воины потянулись, оруженосцы и прочий доблестный люд. Тесно стало у князя на дворе. А уж сколько черни-мужиков явилось честь новгородскую отстаивать, – тех без счету; и место их было – за воротами.
И настал час, ударил колокол, и пошло все это воинство к широкому мосту через славный Волхов. Увидели бояре и купцы, увидели воеводы и воины и мужики, что поперек моста застава грозная стоит. Впереди той заставы Костя Новоторженин возвышается, свирепо глазищами поводит. А возле Кости Потанюшка Хроменький опирается на костыль, а костыль у него знаменитый – из дуба, тяжелый и твердый. Обочь Потанюшки – Хомушка Горбатенький расположился хозяйски, широко свои ручищи-корни раскинул пень. За ними молодцы избранные – стена стеной. Плечо к плечу стоят, никого через мост не пускают. Посмеиваются в усы. Только самого Василия Буслаевича не видно...
Опять ударил колокол, мужи новгородские закричали устрашающе и, рукава засучив, поплевав на тяжелые кулачищи, бросились потоком неудержимым на мост. Ах, пошла стена на стену! Ах, полилась в Волхов-реченьку горячая мужицкая кровь! Придет зима долгая, лютая – не замерзнет от той кровушки Волхов...
Был бой нешуточный, он длился три часа. Шли напролом мужи новгородские. Кого-то придавили, увечье нанесли, кого-то с моста скинули, кому-то голову проломили. Но три часа стояли крепко Костя Новоторженин да Потанюшка с Хомушкой, и дружина оборону держала знатно. Бояре и купцы и ратники новгородские познали в тот славный день, что такое истинный бой кулачный. Стонали и кричали, кому не посчастливилось, кто под руку тяжелую попал, а сзади напирали новые. Шум на весь Новгород стоял. Чтобы народ честной не пугать, старцы-настоятели велели звонарям в колокола бить – шум драки великой заглушать...
К четвертому часу не выдержали разбойники напора горожан. Костю Новоторженина с ног сбили, и он не скоро поднялся. Потанюшка на два шага отступил, Хомушку на шажок отодвинули.
Вскричала дружина:
– Не выдержим! Не устоим! Без Василия Буслаевича моста не удержим...
Тем временем по берегу девушка дворовая бежала. Была она, Чернавушка, у почтенной вдовы на посылках.
Увидели ее разбойники с моста. Потанюшка Хроменький, от новгородцев костылем отбиваясь, той девушке прокричал:
– Ай, Чернавушка, не в ту сторону бежишь. А беги-ка ты обратно, красавица, да зови на подмогу хозяина своего – Василия Буслаевича. Скажи: без него не выдюжить нам, а ему без нас по гроб жизни платить дани-выходы – не расплатиться...
Ойкнула с перепугу девица и в обратную сторону побежала – хозяина на подмогу звать. Да не сразу хозяина отыскала. А потом услышала: где-то Буслаевич песни поет. Догадалась – что из погреба голос его слышен. Отомкнула Чернавушка тяжелый замок, дверь железную распахнула.
И говорит девушка:
– Ты, хозяин молодой, понапрасну время не теряй, в погребах не прохлаждайся. К мосту через Волхов торопись. Там дружину твою бьют, там дружина твоя стонет. Кровушкой окрасились волны реки... Головы разбойничков твоих дубинками поразбиты, руки мускулистые кушаками связаны; у кого-то грудь могучая в синяках, у кого-то спина в кровавых полосах. И стоит дружина твоя по колено в крови.
Послушался совета Василий Буслаевич, времени терять не стал. Подхватил с земли тяжелую ось тележную да пошел на берег Волхова к старинному мосту.
Как увидели вожака своего разбойнички, духом воспрянули. Закричали устрашающе, засвистели молодецки. На наседающих новгородцев поднажали плечом.
Сказал Костя Василию Буслаевичу:
– Не успел молодец к завтраку, и к обеду не поспел, зато вовремя явился к ужину!..
Получился на славу ужин. Василий Буслаевич, дворянин молодой, осью тележной себе дорогу по мосту расчищал, разил налево и направо. Грозно сверкала железная ось, страшно гудела. Со всего плеча махнет Василий Буслаевич – широкая улица перед ним открывается; как в сторону двинет – открывается тихий переулочек. За ним Костя, Потанюшка и Хомушка шли – только крошечки с молодецкого «стола» подбирали. В конце дружина израненная едва поспевала.
Новгородцы опомниться не успели, как выбили их Василий Буслаевич и дружина с моста. По берегу Волхова бояр и купцов бревнышками катили, воевод свирепых полешками перекатывали, воинов отважных снопами валили, а мужиков без счету бросали в реку... Мольбам не внимали, обещаний и клятв не слушали, посулам не верили.
Тогда побежали новгородцы с жалобой великой, с просьбой нижайшей на двор к честной вдове. Битва на реке еще не закончилась, а бояре и купцы вдове уже в ножки кланялись:
– Уйми, вдова, своего Василия. Не то весь Новгород Великий разорит молодец, не оставит боярам гордости, а воеводам чести, не оставит мужиков на семена.
Очень расстроилась честна вдова, прослышав о подвигах сына, за Новгород Великий заволновалась, за жен, какие могут вдовами остаться, за детей, какие могут остаться сиротами.
И пошла вдова к мосту через Волхов-реку, и взяла сына за плечо, и сказала Василию Буслаевичу:
– Укроти, сынок, свое сердце богатырское. Останови смертное побоище. Льстивым боярам гордости днем с огнем не сыскать, воеводам малодушным честь – что нож к горлу... А мужиков пожалей – оставь мужиков хоть на семена...
Не мог Василий Буслаевич матери в просьбе отказать, бросил на землю тяжелую ось железную, а дружину верную к себе на подворье увел.
С того памятного дня платил Новгород Василию Буслаевичу дань, исправно платил – изо дня в день, из года в год. Город торговый умел слово держать; на твердом слове стояла его слава. А Василий Буслаевич с дружиной своей храброю жил в сытости и праздности с тех пор; часто устраивал пиры, людей уважаемых на них приглашал и для простых мужиков ставил угощенье. В народе ему за щедрость давно славу поют.