С утра солнышко ясное поднимается, новый день начинается. Вчерашние печали да не останутся надолго, вчерашние радости да пребудут всегда!
Не скоморошина твердит озорную присказку, не пахарь затягивает заунывную песнь; и это не пастух поет грустную песню... Певец дружинный на пиру сказ заводит...

Кто дочитал эту книгу до сего места, тот, без сомнения, понял, что все замечательное в Киевском государстве происходит именно на пиру или же на пиру начинается. Так и нынешний пир заслуживает внимания.
Князей-бояр за столами сидела сотня и богатырей удалых целая дружина. Кушали, пили, шутки шутили; за чарками, за блюдами времечко нескучно проводили. Князь меж столов прохаживался. На гостей поглядывал, весьма доволен был радушный хозяин. Кубок очередной опорожнил Владимир и вдруг расхвастался. Руками могучими вокруг себя поводя, такие говорил он слова:
– Гляжу на вас, гости дорогие, и сердце радуется мое. Вот дружинушку вижу перед собой славную. Когда послушна мне дружинушка, – нет в свете человека сильнее меня!.. Вот бояр вижу мудрых высокочтимых. Когда бояре мне послушны, – нет в свете человека выше меня. Вот вижу пир наш: обилие блюд, драгоценных кубков, изысканных вин. И думаю, в свете человек не сыщется меня богаче!..
Согласились гости. Как с такими словами не согласиться! Пиром были довольны, поражены всегдашней щедростью князя; думных бояр его знали, свидетельствовать могли: мудры бояре, как орлы, хитры, как лисы; и дружину знали – кто ее не знал! – славнее киевской нет дружины...
Но один на пиру оказался удалой молодец с сердцем неуступчивым. Поднялся с лавки удалец. На нем кафтан синий бархатный, сапожки зеленые сафьяновые. Имя доброму молодцу – Ставр Годинович.
Удивленно воззрились на него князья.
– Что это он встал? – друг у друга спросили. – Хочет государю возразить?
– С ума спятил!
Из того же угла громко прошептали:
– Не скажите! Очень он богат. Сапожки видите на нем сафьяновые?.. Знайте: подковки на каблучках серебряные, а гвоздочки золотые!
Сказал Ставр Годинович, дал волю неуступчивому сердцу:
– Я тебя, князь, не славнее – нет у меня такой дружины. Я тебя и не выше – нет у меня и бояр, столь разумных. Однако я тебя богаче, князь! Вне всякого сомненья!.. Богатства я видел твои, ты же моих не видел. Так я расскажу!.. В городе Столе есть домишко у меня небольшенький – длиной всего в версту. Вокруг домишки тын стальной. На каждой тынинке по золотой маковке, на каждой маковке – восковая свечка горит. Кроме домишки, в том тыне три терема стоят – три терема златоверхих. Полы в теремах выложены плиткой серебряной, лавки все золочены, стены мехом лисицы обиты – да не нашей лисицы, а заморской, голубой. В первом тереме у меня казна золотая, во втором тереме – платья цветные. В третьем же тереме – главное богатство! – молодая жена Василиса Микулична. У нее лицо бело, будто первый снег; губки у нее – маков цвет; брови черные соболиные, очи ясные соколиные. Сердце же горячее у Василисы, гордое. И головушка умна!
Даже не сразу нашелся Владимир, что сказать. Опешил от такой дерзости. Как всегда выручили бояре. Нахмурились они за столами, процедили сквозь зубы:
– Ты не слушай его, государь! Сердце у Ставра молодое неуступчивое и умок недалек. Выделиться на пиру удалец захотел. Небылицей хвалится. А наперед-то не подумал, что нужно будет и ответ держать. Не знает, видно, юнец, что выделиться можно по-разному: в милость попасть, к трону государеву приблизиться, и в немилость угодить, в погребах глубоких оказаться... Нет у молодца ни кола, ни двора, ни жены молодой! Знаем мы город Стол, а богача такого почему-то не знаем. Как так!..
За хвастовство явно обманное велел государь Ставра Годиновича молодого схватить и в темницу посадить. Взяли стражники под руки молодца, посадили в погреба глубокие, задвинули заслоны железные, сверху дерном покрыли. Наглухо замуровали удальца! Будет ему наука.
А пир продолжился.
Гости все сильней шумели, над Ставром Годиновичем насмехались. А Владимир-князь задумчив стал: не шла из головы Василиса Микулична. Ужель и правда такие красавицы есть? Может, не соврал Ставр?..
Очень любопытно было князю на Василису хоть разок взглянуть. Да и не остыл еще государь от гнева, хотелось побольнее выскочку наказать. И послал он двоих богатырей – Алешу Поповича и Добрыню Никитича – в город Стол. Велел Василису Микуличну из терема взять и в Киев привезти. А в дороге, велел над ней насмеяться.
Поскакали немедля богатыри повеление исполнять. Да неспокойно было у них на душе. Знали государя своего: гневлив очень, на расправу скор. Не раз так бывало: накажет кого-нибудь, а потом жалеет. Посему, приказы исполняя, нередко лукавили богатыри: на коней быстро садились, да медленно ехали – ждали, не остынет ли гнев у Владимира, не отменит ли князь указ. Так и в этот раз! За ворота в мгновение ока выехали, а до города Стола долго ехали. Не столько ехали, сколько стояли, разговаривали.
Говорил Алеша Попович:
– Поспешил с наказанием князь. Слышал я, что богат Ставр Годинович несметно. Не соврал он. Хитрые бояре на него напраслину возвели – выслуживаются.
Соглашался Добрыня Никитич:
– Молодехонек Ставр, умом некрепок. От чистого сердца похвалился, без задней мысли выставился. И в опалу угодил! А боярам-плутам только того и надо! На всяком камушке спешат ножички поточить; всякой птичке хотят пересчитать ребрышки. Не жалеют младого ума, скидки не делают. На ошибках чужих греют руки.
– И Василиса пострадает ни за что! Знаю ее. Не обманул Ставр. Первая она в свете красавица! – говорил Алеша.
– Что ж не вступился за Ставра?
– Я бы вступился! Но не припомню, чтобы князь слушал богатырей, когда говорили бояре.
Пожалели Алеша с Добрыней Василису Микуличну. Решили доставить ее, как приказано было, но не насмехаться дорогою и никакого иного вреда ей не чинить.

Добрые вести быстро в народе разносятся, а худые – еще быстрее. Суточек не прошло и узнала Василиса Микулична о беде, что с мужем ее приключилась. Опечалилась красавица, задумалась. Как теперь быть? В Киев ехать? В ножки князю бросаться, слезно молить о милости? Нет, не позволит гордое сердце! Вот кабы за Ставром вина была, можно б было и попросить. А коли вины нет, какова цена наказанию? И судье какова цена?.. С судьей бесчестным бороться следует хитростью.
В зеркало посмотрелась Василиса Микулична, волосы длинные распустила, полюбовалась на них, вздохнула и коротко обрезала портняжными ножницами. Потом в гридницу пошла оружейницу, платье мужское на себя надела, сверху – доспехи. Опять к зеркалу подошла, и так, и этак повернулась, шлем поправила, бронзовые пластины на груди потерла суконцем:
– Что ж! Хорош богатырь Василий Васильевич!.. Поглядим теперь, чья возьмет, князь!..
Повернулась на каблучках в светлой горнице, красавицей-девицей была, Василисой Микуличной; серебряными подковками звонко пристукнула – красивым витязем стала Василием Васильевичем!
Вышел богатырь во двор, кликнул пятьдесят молодцов ясноглазый Василий Васильевич. Сел на доброго коня воин нежнощекий. И поехал в стольный Киев-град, ко двору князя Владимира. Пятьдесят молодцов сзади ехали, переглядывались; на воеводу своего уважительно смотрели.

Как раз на полпути между Киевом и Столом-городом встретил Василий Васильевич прекрасноликий двоих могучих богатырей. Загородили дорогу Алеша Попович и Добрыня Никитич, палицы тяжелые на плечо взвалили. Спрашивают:
– Кто ты, красавчик? Откуда? И едешь куда? И что это с тобой за молодцы?
Глазом не моргнув, отвечает Василий Васильевич:
– Я посол грозный от Василисы Микуличны! В Киев еду Ставра Годиновича выручать. Со мной дружина.
Усмехнулись богатыри:
– Очень грозный посол! Ни усов, ни бороды. Прямо красна девица! Самому еще нянька нужна, а туда же – Ставра выручать! Почему тебя раньше не видели? Кто ты?
– Я Василий Васильевич – воевода! А вы кто?
Опять усмехнулись Алеша с Добрыней:
– Нас не знает! Быть может, и не слышал про Алешу Поповича и Добрыню Никитича?
– Ах, да! – залился румянцем Василий Васильевич. – Что-то я слышал про вас, когда служил у литовского короля. А теперь вот представилась честь и воочию увидеть. Я знаю, вы славные богатыри!
– Вот это другой разговор! – заметил Алеша.
Добрыня Никитич сказал:
– А едем мы как раз к Василисе Микуличне. Князь нас послал за ней. Тебе, послу уважительному, секрет откроем. Не люб нам этот приказ, ибо велел нам государь над Василисой надругаться...
Алеша Попович поддержал:
– Позволим ли мы себе оскорбить душу безвинную? И другим не позволим вред причинить беззащитной женщине. А уж сами! Чтоб злодеями прославиться?.. Скажи лучше, Василий-воевода, как в Литве в таких случаях поступают богатыри?
Призадумался на минуту Василий Васильевич, потом и говорит:
– Коли вы мне открыли секрет, славные витязи, то и я вам откроюсь. Отродясь не бывал я в Литве! Потому что никакой я не Василий Васильевич...
– Кто же ты? – насторожились богатыри.
– Василиса Микулична я!..
Шлем красавица сняла, волосы обрезанные показала; перчатки тяжелые сняла, показала нежные девичьи руки.
Поразились богатыри:
– Как мы сами не догадались! Видели же, что без усов, без бороды – а воевода. Слышали – голос уж очень звонок. Думали – юн. Да не додумались – в Литве успел послужить. Ай, провела красавица! Ай, умна!..
Сказала здесь Василиса честным богатырям:
– Коли вас провела, так и князя проведу. Ставра Годиновича безвинного выручу. Помогите мне в этом, Алеша и Добрыня! Пособите истине восторжествовать.
Согласились богатыри:
– Нами располагай, Василиса! И знай, не случайно мы встретились на полпути. Это знак нам свыше.
И договорились они действовать сообща.
Тогда посылает красавица богатырей обратно в Киев:
– Скажите Владимиру, что встретили в поле грозного посла от Василисы Микуличны. Передайте, что велел посол для дружины готовить пятьдесят чистых горниц. Сам же посол, объявите, у князя в палатах остановиться намерен.
С легкой душой поскакали обратно Добрыня и Алеша. Быстро доехали.
Князю Владимиру поклонились:
– Государь! С полдороги мы воротились. Встретили в поле грозного посла от Василисы Микуличны. Он за нами едет, скоро будет. Велит посол для дружины своей очистить в городе пятьдесят горниц. И для него велит готовить горенку в княжеских палатах.
– Что за посол такой грозный! – удивился князь. – И почему повелевает?
– О, он совсем юн! – воскликнули богатыри. – Неопытен еще: где нужно просить, он повелевает, где следует повелевать, – просит.
– Что ж! Примем грозного посла, – кивнул князь. – Послушаем, что скажет.
Скоро приехал Василий Васильевич юный с дружиной. Ту дружину слуги по чистым горницам развели. А воеводу розовощекого, грозного посла, пригласили к князю.
Поклонился Василий Васильевич Владимиру и Апраксии поклонился отдельно. Хмурил брови посол, на князя вскользь глянул, на княгиню внимательно посмотрел. Потом говорит:
– Приехал я к тебе, Красное Солнышко, с посольством от Василисы Микуличны. Отпустил бы ты Ставра Годиновича, князь! Зачем он тебе? Ни пользы тебе от него, ни вреда. А Василисе без Ставра белый свет не мил!.. Если так отпустить не можешь, выкуп назови. Знай, так богат Ставр Годинович, что любой выкуп тебе заплатит!
– За богатство, коим не вовремя бахвалился, Ставр Годинович и сидит, – спокойно ответил князь. – И выкупа мне от него не надо, своей казны некуда девать! Мы лучше вот как поступим, грозный посол Василий Васильевич... Мы с тобой в кости, в карты сыграем. Испытаю тебя. Коли выиграешь, отпущу с тобой опального Ставра Годиновича! Коли проиграешь, поедешь домой не солоно хлебавши! Согласен?
– Согласен, государь! Здесь ты повелеваешь. И ты играешь первую дудку. Куда всю музыку поведешь, туда и мне идти!
Развел руками князь:
– Если первая дудка моя, так я первый и кости бросаю!
Сошел с трона государь. Слуга ему стаканчик с костями поднес. Перетряхнул Владимир как следует кости, высыпал их на ковер. Выпала ему семерка.
– Хорошая цифирь! – улыбнулся довольный князь.
Василий Васильевич, грозный посол, взял стаканчик, кости в нем хорошенько перетряхнул, бросил их на ковер. Выпала воеводе восьмерка, улыбнулась удача.
– Моя взяла! – всплеснул руками посол. – Зачти, государь, первое испытание.
– Зачту, молодец, зачту! – вздохнул Владимир; глаза его при этом потемнели – трудно смирялся с поражением князь.
За стол садились, карты доставали. Княгиня Апраксия к Василию Васильевичу приглядывалась, все знаки внимания разные оказывала молодому послу. Понравился он ей, видно!..
Первый раз сыграли – выиграл князь; второй раз сыграли выиграл юный воевода; третий раз сыграли – опять воевода выиграл, вскрикнул от радости:
– Опять моя взяла! Слово сдержи, государь, – отпусти со мной Ставра Годиновича.
– Отпущу, любезный, отпущу! – прятал глаза Владимир. Что ж не отпустить? Вот попируем с тобой и отпущу...
Так говорил стольно-киевский князь, а сам думал: "Время затяну, позже что-нибудь придумаю. Не отпущу Ставра! Пусть посидит!"
Пока слуги закуски на стол несли и меды с винами, пока Василий Васильевич руки белые в чаше ополаскивал, княгиня Апраксия князя в сторону отвела и шепнула:
– Гляди, не обманись, государь! Не Василий Васильевич это, никакой не грозный посол! Это Василиса Микулична в платье мужском!.. Походочка-то, заметь, у посла женская: по полу тихонько идет. А как на лавку садится, – коленцы жмет.
Покосился князь на Василия Васильевича молодого, ничего княгине не сказал. Сел за стол напротив воеводы, вина молодцу побольше налил. Глядел, как пригубливает слегка удалой Василий Васильевич, как кубок тяжелый двумя руками поднимает; разглядывал нежные пальчики у посла.
Потом и говорит Владимир-князь:
– А что, Василий Васильевич, не сходить ли нам в баню?
– Как в баню? – вспыхнула княгиня. – Не надо бани! Мылись ведь намедни!..
Ухмылялся князь:
– Нехорошо получается! Гостя с дороги непременно нужно пригласить в баню.
Позвал Владимир слуг:
– Истопите-ка нам баню! Приготовьте парилку. Венички свежие положите. Квасу бадейку поставьте. Испытаем посла в последний раз – парком испытаем.
Так говорил государь и в глаза Василию Васильевичу заглядывал. Взгляда прямого не выдерживал, опускал глаза посол. То бледнел, а то вдруг румянцем заливался. Но не отказывался от бани. И был в сомнениях государь. Княгиня губы кусала.
Вот прибежали слуги:
– Готова банька, князь!
Владимир послу кивает:
– Пожалуйте, любезный друг Василий Васильевич, в баньку со мной.
Посол молодой как бы в растерянности, но поднимается, молча в баню идет. Князь Владимир – за ним. Да тут остановили государя во дворе Алеша с Добрыней, спрашивали, нужно ли им все-таки за Василисой ехать или не нужно; спрашивали, может, еще будут какие-нибудь приказания, потом еще о чем-то спрашивали. Князь отвечал, обойти их пытался, но не мог обойти: широки богатыри были. И такие разговорчивые они оказались, и много же у них собралось нерешенных дел. Ярлыки какие-то доставали, всякие мелочи уточняли. И, обычно понятливые, какими-то непонятливыми стали. Все по три раза переспрашивали. И вдруг по новому кругу пошли: за Василисой нужно ехать иль нет? Что посол говорит?
Князь едва отвязался от богатырей. Но только он к баньке подошел, а Василий Васильевич уж навстречу ему идет улыбается, кланяется:
– Спасибо тебе, ласковый Владимир-князь! Хозяин ты гостеприимный. Хороша у тебя банька! Напарился я вволю, намылся. Жаль, что ты где-то задержался! Ибо нет ничего приятнее, чем с умным собеседником вместе париться!..
Так не удалась хитрость князя. И ходил Владимир один в баньку-парушу. На полоке лежал, веничек кваском смачивал, косточки парил; думу думал – как Годиновича не отдать? Одна у князя оставалась надежда, на богатырей. Не раз уж выручали его богатыри. И на этот раз выручат!
Вернулся из баньки Владимир румяный, посвежевший, довольный. Первым делом взялся за пивцо ячменное. А вторым делом обратился к грозному послу:
– Очень уж легкие я тебе испытания придумал, Василий Васильевич дорогой! Коли взять первое испытание, то не тебя я вовсе испытывал, а случай; коли взять второе испытание, то опять же испытывал я случай – в союзе с тобой. А теперь хочу чисто тебя испытать!.. Если выдержишь третье испытание, считай твой Ставр Годинович, если не выдержишь, останется Ставр навечно в погребах, белого света больше не увидит, а ты мне Василису привезешь, по пути над ней надругаешься.
Хмурился грозный посол Василий Васильевич, но не отказывался:
– Как прикажешь, государь! Ты здесь повелеваешь! И ты играешь первую дудку. Куда музыку поведешь, туда и мне идти! Тебе играть, а мне подстраиваться... Говори, какое третье испытание?
Потер руки князь:
– Скажи-ка, Василий Васильевич, не слабо ли тебе с молодцами побороться?
Не испугался юный воевода:
– Могу и побороться! Зови молодцов...
Позвал Владимир лучших своих богатырей: Алешу Поповича и Добрыню Никитича. Сказал им:
– Вот, побратимы, испытайте сего человека, поборитесь с ним. Покажите силушку свою!
Первым Алеша вышел бороться. И за руки Василия Васильевича хватал, и за плечи, и подножку подставить хотел, но не смог одолеть грозного посла. Минуты не прошло, оказался на лопатках Алеша. А Василий Васильевич сверху сидел, держал богатыря за желтые кудри – чтоб не вырвался.
Удивился Владимир: с виду-то воевода не внушителен был, чуть не в два раза меньше Алеши. Но крепок, верток оказался. Одолел богатыря! Надо же!.. И не подумаешь!.. Так дивился князь, да не видел, как борцы меж собой перемигивались.
Вторым бороться Добрыня вышел. Он покрепче Алеши оказался. Даже едва не поборол грозного посла. Но поднажал вдруг Василий Васильевич, ловко подножку подставил – и грохнулся оземь богатырь во весь рост.
Глазам не поверил государь. Алешу одолеть – куда ни шло. Но чтоб с Добрыней так просто справиться!.. Немалое требуется искусство!.. Поражался князь, а не видел, как лукаво перемигивались борцы.
На третий раз оба вышли богатыря против Василия Васильевича. Но и тут победил молодой воевода! За руки Алешу с Добрыней взял, раскружил их посильнее да по горнице разметал. Повалились богатыри на пол. С минуту тихо лежали. Потом будто ожили, подниматься стали. Охали, страдальческие мины принимали, терли ушибленные места.
Посреди горницы молодец стоял, руки упер и боки, над богатырями насмехался:
– Эх вы! А еще богатырями зоветесь. Ни порознь, ни вдвоем против настоящего удальца не выстояли!.. Да вам не в поле недруга искать, а в курятнике кур гонять – самое занятие! По силам!..
Разводили руками богатыри. Сами удивлялись, как это они одолеть не могли сего звонкоголосого насмешливого чижика. Да уж не смогли!..
Молвит тут Василий Васильевич князю:
– Пора бы уж кончать музыку, государь! Все я прошел испытания! Вели Ставра Годиновича отпустить.
Махнул рукой государь:
– Твоя взяла, воевода! Забирай Ставра.
И приказал князь своим недреманным стражам отпустить узника.
Как пришел Ставр Годинович в палаты белокаменные, князь ему ласково улыбнулся, не держал зла. Василий Васильевич к Ставру подошел, взял за белые руки, за злаченые перстни, обнял, тайное словечко на ухо шепнул. Потом князю посол поклонился:
– Прощай, государь! Расскажу Василисе о гостеприимстве твоем и о славных твоих богатырях.
А княгине Апраксии воевода особо сказал:
– Долгих лет тебе жизни, государыня! Долгих и счастливых! Чтоб не знать тебе, как бывает свет не мил, когда муж сидит во чужих погребах!..
Во двор вышли, сели на коней Василий Васильевич и Ставр Годинович, поскакали домой – с места в галоп взяли.
Когда скрылись они за воротами, сказала Апраксия князю:
– А все же не разглядел ты, государь! Не Василий Васильевич это был, а сама Василиса дочь Микулична. Походочка-то у посла была женская. По полу посол неслышно идет, а как на лавку садится – коленочки жмет...
Улыбнулся князь, ничего не ответил.