Русские Богатыри

 

 Богатырское слово
Василий Игнатьевич и Батыга
Суровен Суздалец
Сухматий
Королевичи из Крякова
Братья Дородовичи
Данила Игнатьевич и Иванушка Данилович
Ермак и Калин-царь
Саул Леванидович
Михайло Козарин
Калика-богатырь
Авдотья Рязаночка
Камское побоище
Соловей Будимирович
Дюк Степанович
Чурила Пленкович
Иван Гостиный сын
Про Ивана Гостиновича
Данило Ловчанин
Ставр Годинович
Иван Годинович
Глеб Володьевич
Иван Дудорович и Софья Волховична
Сорок калик со каликою
Василий Буслаевич
Садко
Садко, купец новгородский
Садко купец, богатый гость

 

МИХАЙЛО КОЗАРИН

В давние времена жил на свете король по имени Петр Коромысло. И был это очень могущественный и счастливый король. Могущественный – потому что королевство его было очень велико; король даже не знал границ своего королевства, знал только, что земли его раскинулись от первого царства до тридевятого. А в бесконечном королевстве и войско бесконечное. Отсюда могущество!.. Счастливым же был этот король, потому, что родила ему королева много детей.
Первые девять детей короля Петра Коромысло – были сыновья. Старший сын уже своего сына нянчил, а младший еще в люльке лежал. Потом родилась девочка, которую назвали Настасьей. Ах, как была хороша эта девочка!.. Король Петр в ней души не чаял; мамкам-нянькам не доверял, сам дочурку носил на руках, когда она плакала. Девочка росла, а король ее нежил-баловал, игрушками и сладостями засыпал, любое исполнял ее желание. Король дочери своей служил! Но Настасья не была девочкой капризной, не была своенравной. Чрезмерная любовь короля ее не портила. Такой уж задумал ее Бог!
Когда исполнилось девочке лет двенадцать, появился у нее еще младший братик – последний ребенок в семье короля. Назвали его Михайлой. Очень был славный и этот ребеночек –чудный королевич. Пышно отмечали во дворце его рождение. В тронном зале послов принимали с многими дарами, а потом всех за столы звали. Гостей собралось – едва не тысяча. И свои бояре-князья, и иноземцы тесно сидели. Дети короля Петра Коромысло – во главе стола. В самой же середочке – дочка Настасьюшка с младенцем на руках.
Вдруг в самый разгар пира забрела во дворец старуха-нищенка. Мимо стражников прошла – не видели ее стражники; прошла мимо псов цепных – псы ее не учуяли; в двери не стучала золотые, сквозь них прошла. По лестнице, покряхтывая, поднималась.
Пир горой идет – шум, веселье. На старуху никто не глядит, слуги стороной ее обходят. А она к середочке стола направляется, на клюку кривую опирается.
Стала старуха возле короля, говорит ему негромко:
– Что веселишься, Петр Коромысло?
Сразу стихли гости, старуху услышали.
Удивился король:
– Как очутилась здесь эта нищенка? Почему пропустила стража? Почему псы ее не разорвали?.. Эй, слуги! Кто открыл ей золотую дверь?
Рассмеялась-раскаркалась старуха:
– Никто меня не пропускал, глупый король! Разве спрашивает разрешения у стражи ветер?.. И псы твои меня разорвать не могли! Разве могут они ухватить зубами лунный свет? И дверь золотая для меня не преграда – никакие запоры и замки не удержат мысль провидца...
– Кто ты, старуха? – побледнел король. – Что ты хочешь?
– Полно глупости говорить! – усмехнулась нищенка. – Разве спрашивают у судьбы, кто она? И разве судьба что-нибудь хочет? Она просто есть...
Посмотрела здесь старуха на Настасьюшку с младенцем-братиком. Холодные искорки сверкнули у колдуньи в глазах. Губы опять искривились в усмешке:
– Невеста нянчит жениха!.. Столько лет я живу, а все не перестаю удивляться. Чего только не случается на белом свете!..
Засмеялась здесь старуха, раскашлялась; слезы брызнули из глаз. Пошла нищенка вон из пиршественного зала. Очень странная нищенка – милостыни не попросила, кусочка хлеба со стола не взяла.
Крикнул король Петр:
– Остановите ее! Эй, стража!.. Не дайте уйти. Пусть объяснит, что она этим сказать хотела... Невеста нянчит жениха.
Бросила через плечо старуха:
– Это значит, что невеста нянчит жениха,– и больше ничего!
Бросились стражники нищенку ловить, руки широко расставляли. Да возможно ли человеку – будь он хоть из стражников стражник, – поймать ветер?.
– Эй, собаками ее травите! – вскочил с места король.
Но собаки – злые черномордые косматые псы – вокруг старухи скакали, ухватить ее не могли ни за пятку, ни за локоть, ни за лохмотья, как не могли бы ухватить они лунный свет.
– Двери заприте на десять засовов!
Запирали привратники дверь, на весь дворец громыхали стальными засовами. А старуха с улыбкой кривой проходила сквозь дверь призрачной мыслью. По двору шла, ковыляла по дорожкам. По песочку мелкому ступала, а следов не оставляла. Как перышко, легка была.
Исчезла нищенка. Исчезло и веселье с ней. Расстроился пир. Гости поднялись:
– Позднее уж время, государь!
Разошлись гости. За пустыми столами осталось лишь королевское семейство.
Хмуро на младенца посмотрел король, сказал королеве:
– Что за ублюдка ты родила?
И возненавидела ребеночка королева-мать.
Старшие братья на ребеночка зло посмотрели:
– Не нужен нам такой брат. Не было еще в нашем роду кровосмешения!
Первый королевский сын кинжал достал:
– Убить его надо, пока не вырос!
– Свиньям отдать! – предложил сын девятый.
Но король иначе рассудил:
– Не было у меня сына Михайлы, так и говорить не о чем. И некого убивать!.. Делай с ним жена, что хочешь. Но чтоб на глаза он мне не попадался.
Сказала королева:
– И у меня сына Михайлы не было! Недоразумение какое-то! Щенка приблудного девчонка завернула в тряпицы и нянчит, забавляется. Выбросьте на улицу щенка, дети.
Сказали сыновья:
– Не было у нас брата Михайлы! Девчонка глупая подобрала щенка и тешится. Поиграет и выбросит. Не стоит благородный клинок собачьей кровью пачкать; не стоит и нам, королевским детям, в свинарник ходить – там пахнет нехорошо.
Только Настасьюшка, королевская дочь, не отказалась от братика-младенца. К груди покрепче его прижала и в свой терем унесла. Там на руках его качала, из рожка кормила коровьим молоком да злую старуху проклинала, посмевшую оболгать младенца, невинное чадо.
Время медленно шло, да дни быстро летели. Из дней месяцы сложились, из месяцев – годы. Выросла Настасья, заневестилась. И Михайлушке исполнилось двенадцать годков; высокий стал мальчик и стройный. Любознательный очень был, обо всем спрашивал. Однажды вышел между ними такой разговор.
Спрашивает Михайлушко:
– Ты кто?
– Я Настасья.
– Это я знаю! Скажи, Настасья, а был ли у меня на роду родной батюшка, была ли у меня на белом свете родная матушка? Есть ли у меня родные братья? Есть ли родные сестры у меня? Кто я на этом свете, скажи! И что есть за стенами нашего терема, поведай!
Надо сказать, что Настасья из боязни потерять любимого братца, опасаясь, как бы ему, всей родней проклятому, кто-нибудь не причинил зла, не выпускала его даже во двор, не говоря уж об улице или чистом поле. Поэтому мальчик, кроме тесного терема, ничего не видел.
Отвечает Настасья:
– Есть у тебя, конечно, родня. И очень даже большая. Как не спрашивал ты, я и не говорила. А раз спрашивать стал, так уж, видно, рассказать придется... Ты не просто Михайлушко, а Михайло Петрович. Батюшка твой – могущественный король по имени Петр Коромысло. Есть у тебя и матушка – королева. Девять братьев есть витязей-королевичей. Ты – десятый брат. А сестрица, Михайлушко, у тебя только одна – это я, Настасья-королевична. Значит, и ты, Михайло Петрович, королевич. А живем мы в тереме посреди двора королевского. А за стенами двора королевского – бесконечный мир. Он и красивый и безобразный одновременно, изредка добрым бывает, часто жестоким. И лучше тебе его не знать, поскольку много в нем творится несправедливостей. Легко в том мире человека оговорить, но оправдать трудно. Злое дело сделать – только пальцем шевельнуть; сделать доброе дело – воз камней на себе перетаскать. А люди ленивы и завистливы!.. Сиди дома, милый королевич, не высовывай носа за дверь. И мне спокойней будет.
Не унимался королевич:
– Почему же, сестрица, я ни разу не видел короля-батюшки, королевы-матушки и девятерых братьев? Для чего они от меня прячутся?
Качала головой бедняжка Настасья:
– Ох, ты, горе мое! Не они от нас прячутся, а тебя я от них прячу. Они уж думают, что ты умер давно. За двенадцать лет ни разу про дитя не спросили, – здесь нахмурилась девушка, правду брату открыла: – Злая колдунья, прикинувшись нищенкой-побродяжкой, тебя, младенца, перед всеми оговорила. Сказала, что женишься ты на сестре, на мне то есть. Или как-то похоже выразилась – я не помню, маленькая была. И тогда от тебя отказалась родня – убить хотели, на съедение свиньям отдать; выбросить велели тебя за ворота. Но разве я могла так поступить с братом? Сама еще дитя, тебя в своем тереме спрятала. Тайно кормила, тайно купала, тайно наряжала – говорила, что в куклы играю. И вот, тайно вырастила!
Погрустнел после этого разговора мальчик; удрученный ходил по палатам Михайло Петрович, королевский сын. Думу какую-то думал, на окошки косился. Семь дней маялся, на восьмой день сестрице в ножки упал:
– Сестрица любимая, Настасья-королевична! Ты меня от смерти спасла, ты меня выкормила, выходила... Сделай же для меня еще одно дело! Больше ни о чем не попрошу...
Растрогалась сестрица, руками всплеснула:
– Что за беда! Все для тебя сделаю – проси чего хочешь. Ты же братик мой любимый!
Разгорелись глаза у Михайлушки:
– Сходи к батюшке, сестрица, к могущественному королю, попроси у него доброго коня, а также сабельку острую попроси и копье богатырское, и черкасское седло, и доспехи крепкие – все как для богатыря, о котором ты мне книжку читала. Хочу я поехать со двора, мир посмотреть – тот, что изредка добрым бывает и часто жестоким.
Призадумалась Настасья. Боялась, догадается король, для кого она коня и доспехи просит. А потом так помыслила: все равно ведь когда-то прознают родичи, что взрастила она своего младшего брата.
И пошла Настасья к королю Петру и просила у него все, что Михайлушко ей назвал.
Бросил на нее король удивленный взгляд:
– Что-то не пойму я, любимая дочка, дочка единственная: ты хочешь научиться ездить верхом или ты хочешь стать охотницей-амазонкой, или богатыршей-поляницей хочешь по степи ездить, поединщика выкликать?
Опустила глаза Настасья, но тут же снова их подняла, смело на отца взглянула:
– Все не так, батюшка!.. Ты забыл, видно, что во дворце случилось двенадцать лет назад. Вспомни, есть у меня родимый братец – Михайло-королевич млад. Я от смерти неминуемой его спасла, из рожка вскормила, на своих руках взрастила. Богатырем становится наш Михайлушко!
Исказилось гневом красивое лицо короля. Видно, до сих пор не закралось в душу Петра сомнение, правильно ли он поступил; видно, каменное было у него сердце.
Сказал король, да не сказал, а прошипел:
– Ты, Настасья, была мне до сих пор дочь любимая. А с этих пор сделалась мне дочерью постылой. Пойди вон с глаз моих!
В слезах от него убежала королевична. В терем свой пришла, братцу любимому пожаловалась:
– Нехорошие приходят времена. Мы открылись напрасно королю. Не дает он, братик, тебе коня и доспехов. И меня в гневе гонит со двора...
Приобнял Михайлушко сестру за плечи, ласково приговаривал:
– Ты не плачь, сестрица Настасья-королевична! Все твои беды, видно, от меня. Посему они легко разрешимы. Я-то уж пропащий человек, коли с самого младенчества от меня все отвернулись; отказали в любви родительской, прокляли. И терять мне нечего!.. Я пойду сейчас на широкий королевский двор и выберу себе коня самого лучшего.
Хотела сестрица удержать Михайлушку, хотела схватить, не отпускать. Но он мягко отвел ее руки. Немало при этом Настасью удивил, ибо почувствовала она в нем невероятную силу – не ожидала такой силы в двенадцатилетнем мальчике.
Усадил Михайло-королевич сестрицу на стул и из терема вышел. Да прямиком на конюшню отправился. Конюхи ему дорогу загородили. А он их за руки взял и в сторону отвел. Поразились они силе его – так и остались стоять с открытыми ртами. Да и уверенность потеряли, ибо догадывались уже, что перед ними не кто иной как Михайлушко, проклятый родней королевич.
Михайло Петрович выбрал себе лучшего коня – богатырского необъезженного. Велел оседлать. Повиновались конюхи. Сел в седло королевич. Конюхи отпрянули: думали, взовьется сейчас необъезженный конь птицей. Но смирно конь стоял, хвостом помахивал – верно, почувствовал руку богатырскую.
И поскакал королевич со двора. Да не воротами он ехал, ибо даже не знал, где искать те ворота. Через стену Михайлушко перемахнул и погнал коня в чистое поле. Быстро скакал, не оглядывался. Потому не видел юный королевич, что сестрица Настасья за ним побежала. Бедняжка! Бежала, звала... Но не слышал братец ее крика.
Прошло три года. Королевство своего отца объехал Михайло Петрович по окружности, затем проехал его вдоль и поперек. Много чего насмотрелся: и доброго, и злого. Укрепился душой, закалился сердцем. Старался людям в беде помогать. Умел применить богатырскую силу. Многих разбойников Михайло извел, многих заезжих витязей злых к земле придавил коленом. Были благодарны Михайле Петровичу люди. И каждый дал ему, заступнику, что мог: портные пошили красивую одежду, сапожники тачали сапоги, кошельщики кошелек сшили, бросили монетку, кожевенники крепкий пояс подарили, чеканщики сделали пряжку, литейщшики отлили серебряные пуговицы... Кузнецы выковали острую сабельку. Остальное Михайлушко сам в бою добыл. Возмужал, похорошел – дородный стал богатырь!..
Ездил по земле – куда конь понесет; ездил, бросив поводья. И занес его конь на втором году странствий в степи хазарские. Много здесь подвигов совершил юный герой, много чудес насмотрелся. Было с кочевниками пас он овец тонкорунных, с купцами норманнскими всю реку Итиль обошел. У хана хазарского королевич служил, на стругах его выходил в синее море Хвалынское. И в Персии побывал с посольством хана. Лучшим поединщиком был, ни одного не пропустил единоборства. Звали его хазары Светлоликим. И Могучим его называли... А когда он, службу оставив, из Хазарии ушел, прозвали Михайлу в народе Козарином.

Так, три года спустя, занес богатырский конь Михайлу на родину. После долгих скитаний, походов и битв захотелось королевичу пожить уединенно. В чистом поле он построил себе жилище и охотой промышлял. На судьбу свою не сетовал, ни о чем не жалел, поскольку было королевичу в отшельничестве хорошо. На родню не держал зла; сердце славного Михайлы Козарина не было злопамятно. А иначе и быть не могло – иначе не был бы Козарин славным и в народе любимым.
Как-то раз на охоте Михайло неудачно пустил стрелу и лисицу рыжую пышнохностую только ранил. Побежала лисица, на переднюю лапу припадая, оврагами да кустарниками. Хитро пряталась, путала след. Лису преследуя, и злился, и смеялся Михайло Петрович. Видел, мелькало в зарослях рыжее пятно. Не раз лук поднимал, тетиву натягивал, да все не был уверен, что попадет, – жаль было стрелу терять. А лиса все бежала, не слабела. Ускользала лиса.. Из кустарников в высокую траву прыгала, из травы – в подлесок темный; по лесу кружила, молодца обманывала. Так к крутой горе Михайлу Петровича привела и в нору глубокую шмыгнула. Спаслась-таки!..
Огляделся королевич с любопытством. Не бывал он еще в этих местах. Захотелось подняться в гору и густой лес пройти, потом с высоты оглядеть округу. Оставил коня у подножия горы и пошел лесом. К удивлению своему на тропинку набрел. А тропинка-то хоженая, не заросшая – часто тут кто-то бывает. Может, даже кто-нибудь живет!
Вышел Михайло Петрович молодой на полянку. Видит, хижина стоит под скалой. А из хижины шум доносится: будто спорит кто-то.
Любопытно стало королевичу: кто же это спорит там – на всю поляну раскричались. И о чем спорят?
Подошел поближе Михайло Петрович и в щелочку посмотрел. И увидел богатырь в этой хижине трех разбойников – трех татар. А между ними, увидел, красного золота навалена горка да чуть побольше горка чистого серебра. Возле же серебра девушка сидит. Да такая красавица, каких королевич ни у себя на родине, ни в Хазарии, ни в далекой Персии не видел! Глаз от нее не мог отвести Михайло Петрович.
А татары, как видно, добычу делили. Сначала красное золото на три кучки разложили, потом по тем кучкам раскидали чистое серебро. Из-за каждой монетки спорили, из-за каждой пряжечки алмазной ссорились. Наконец поделили сокровища. И на красную девицу взглянули. Как ее поделить? На три части не разрежешь, на три горки не раскинешь!... Притихли татары, задумались.
Решили разбойники жребий бросить. Два камушка черных взяли, один белый, в малахай корсачий их кинули. Кому белый камушек достанется, – тому и девица!..
Плакала красавица:
– Горемычная моя судьба! Косу русую мне дома заплетали на святой Руси, а расплетать татары будут в той проклятой Орде!..
Один разбойник малахаем тряс, камушки перемешивал, посмеивался:
– Ты не плачь, красна девица! Как тебя зовут? Маша, Даша? Тьфу! Что за имена!.. Коли мне ты достанешься по жребию, я тебе хорошее имя дам. Отвезу к себе на родину. Будешь ты служанкой у меня – служанкой-наложницей. Будешь мне ноги мыть, будешь за моими женами ухаживать. А мы тебя за то кормить будем вкусной кобылятиной. Ах, что за кобылятина у меня на родине! – и закатывал татарин от умиления глаза.
Другой разбойник девицу глазами сверлил:
– Поплачь, поплачь, красавица! Потешь слезами и жалобами мое сердце. Недолго осталось тебе на этом свете мучиться!.. Ежели мне ты достанешься по жребию, я тебе не стану имен придумывать. Голову отсеку и вся недолга!..
Третий татарин на товарищей своих злился. Слышать не мог их речей неразумных. На девицу им показывал и говорил:
– Вы посмотрите, какая красавица! В служанки? Голову отсечь? Злато-серебро глаза вам застит! Побрякушки видите, а истинного сокровища не заметили! – брал девицу за плечо этот татарин, в глаза ей заглядывал. – Не плачь, красавица! Богу молись своему, чтобы мне ты досталась по жребию! Имя оставлю твое, назову тебя невестою. На родину к себе отвезу, кормить буду белым хлебом, поить буду сладкой медовой водой. Знаешь, какой мед в местах наших!.. Жить будешь счастливо и мне родишь дюжину озорных татарчат.
Только принялись разбойники тянуть жребий, только сунули руки в малахай, Михайло Петрович молодой к ним в хижину и вошел.
Повскакивали с мест татары, за сабельки схватились. Красна девица от неожиданности охнула.
Говорит королевич-млад:
– Мимо я проходил, охотился в здешних местах. Слышу, шум какой-то. А это, оказывается, вы здесь, разбойнички, добычу делите. Нехорошо товарища забывать!.. Не поделитесь ли добычей с четвертым разбойничком, не бросите ли еще один камушек в малахай? Очень хочется мне получить долю злата-серебра. А пуще того хочется получить эту девицу!..
Очень разозлились татары:
– Где ты был, когда мы на дороге грабили, чужую кровушку проливали да своими рисковали головушками? Где ты был, когда мы эту девицу из города похищали? А теперь долю просишь! Проваливай-ка отсюда, молодец, пока мы голову тебе не снесли! Не видать тебе нашего злата-серебра, не видать красавицы-девицы!
И бросились татары на королевича. Не знали они, кто стоит перед ними, не встречались с этим богатырем. А слышать то о нем, конечно, слышали!.. Поспешили ныне махать сабельками, забыли у Михайлы Козарина имя спросить.
Первого разбойника королевич саблей зарубил. Второго разбойника прибил кулачищем. А третьего разбойника – того, что на девушке жениться хотел, – пожалел Козарин-богатырь, отпустил на волю.
Взял королевич за руку красавицу-девицу, из хижины разбойничей ее вывел. Спустились они с горы. Сел на коня Михайло Петрович млад, девушку перед собой посадил и повез ее на святую Русь.
Спрашивал дорогою красавицу:
– Ты скажи-ка мне, девушка горемычная, из какого ты будешь города да из какого рода-племени? Да скажи, как звать тебя.
Плакала красавица, но были уж то не печали слезы – а благодарности. Отвечала Козарину-богатырю:
– Ты не поверишь, добрый молодец! Спас ты девушку из рода королевского – дочку грозного короля Петра Коромысло. А зовут меня Настасья... Но только, думаю, напрасно ты меня из беды выручал! Пусть бы лучше татары меня в Орду увезли или здесь, на горе, отсекли голову. Некуда идти бедняжке Настасьюшке: прогнал ее со двора батюшка-король. Не вступились ни братья, ни матушка... Есть, правда, еще один братик у меня – младшенький. Однако только Богу известно, в каких палестинах он, несчастный, обретается... Михайлушко, может, мне и помог бы, да где его искать?
Здесь скатилась слеза по щеке богатыря могучего Козарина. Сердце закололо, переполненное обидой. Боль эту преодолевая, сказал глухим голосом Козарин:
– А я ведь и есть брат твой младший, Настасьюшка-сестрица. Палестины многие проехал и, кажется, вовремя вернулся. Истинно: все видит Бог!.. И лису-плутовку подошлет, чтобы брата вывела к страдающей сестрице.
Обернувшись, Настасья на брата глядела:
– Какой же ты стал богатырь, мой братик! Как ты возмужал!.. Какие благородные черты!.. Спасибо, родной, что из неволи меня выручил, а то бы в Орду увезли проклятые разбойники или сразу голову отсекли!
Качал головой Козарин-богатырь:
– Тебе, сестрица, спасибо, что от смерти неминуемой меня когда-то спасла, что выкормила, вырастила братца, всеми проклятого. Благодаря тебе я этот мир прекрасный увидел, которым очарован; благодаря тебе свершил немало дел достойных. Мои дела по праву тебе принадлежат. А зла я много наказал! – Здесь пришпорил коня Михайло Петрович. – Отвезу-ка я тебя к родному батюшке!
К вечеру того же дня приехали они на королевский двор. Кольцом чугунным у ворот не стучали, стражников не звали. Конь богатырский копытом в створки ударил и упали ворота. Под окном королевского терема остановил Михайлушко коня и кричит зычным голосом:
– Эй, король Петр Коромысло! Жив ли ты еще?
– Да, я король еще! – ответил государь, с места не поднялся – а разбирал он в это время бумаги за столом.
Опять кричит ему Козарин-богатырь:
– А была ли у тебя, король, дочь Настасья?
Подскочил на стуле государь, кинулся к окошку, но не отворял его, побаивался: никто не знает, что за молодец шутит там снаружи. За каменной стеной стал, крикнул в ответ король:
– Да, была у меня дочь Настасья. Любимая дочь! Года три уж как исчезла... Мы с ней, признаться, повздорили... из-за пустяка! С тех пор я ее и не видел.
– А был ли у тебя, государь, младший сын по имени Михайлушко?..
– Нет! Не было никакого Михайлушки! – отрезал король.
– Вспомни, Петр Коромысло! Совсем малое дитя, сыночек твой десятый. В пеленочках лежал...
За окном король прятался, ногти кусал:
– Нет, уволь, странник неизвестный, не было у меня такого ребеночка, о котором говоришь!.. Хочешь, злата-серебра тебе дам? Воткни копье в землю, и я тебе это копье сокровищами засыплю. Но с Михайлушкой своим ко мне не приставай. Не было такого дитяти!..
– Что ж! Не было – так не было! – вздохнул Михайло Козарин, достославный витязь, и коня развернул. – Коли не было у тебя королевича Михайлушки, не отдам тебе и любимую дочь, с собой увезу.
Рванул тут окошко Петр Коромысло, наружу выглянул:
– Постой! Постой, витязь!.. Был у меня на роду Михайлушко! Был, вспомнил я!.. Михайлушко Петрович был млад королевич, мой десятый сын. Кажется, колдунья злая на него напраслину возвела. Это я сейчас понял, как увидел тебя, богатырь. И люблю я Михайлушку теперь более других сыновей!.. Слышишь, витязь, остановись!.. Я Михайлушке Петровичу трон уступлю. Я отдаю ему всю державу свою! Пусть он правит сто лет! Я ему в ножки поклонюсь, повинюсь за себя и за всю родню. Знаю главный грех свой!.. И спасибо тебе говорю, витязь, сын мой, что выручил из беды свою любимую сестрицу Настасью-королевичну.
Остановился тогда Михайло Козарин, Настасьюшку опустил на землю и сам спешился. Бросил слугам поводья.
И вошли брат с сестрицей во дворец, где их ждали король с королевою и девять молодцев-братьев. И было во дворце праздничное застолье. Пили, ели, Михайлушку Петровича слушали, все поверить не могли, что он – это и есть знаменитый Михайло Козарин; потом Настасья рассказывала о своих скитаниях – ведь три года она брата разыскивала; и нищенкой ходила по дворам, и с паломниками ходила, и со слепыми, и даже было наряжалась богатыршей... Слава Богу! Все кончилось добром – брат с сестрой отыскали друг друга и вернулись в отчий дом.
А через полгода были две свадьбы. Настасья замуж выходила за молодого богатыря, королевского воеводу – веселого и красивого. А Михайло Петрович юный король женился на княжне хазарской, а может, на царевне – то уже стерлось в памяти народной. Запомнилось главное: очень красива была невеста короля – как звезда утренняя.
Еще же вот что молва передавала: когда в роскошных палатах королевских свадьбы играли, далеко в поле будто бегала бешеная волчица – громко выла, на стражу городовую нагоняла тоску; а над дворцом в ту же пору ворона пролетала, трижды каркнула; под крыльцом же, под дверью золотой долго и люто шипела змея. Не иначе, злая колдунья это была в трех ликах. Злилась подлая, бранилась – по ее указке не вышло!..